– Великий боже! – вырвалось у Норы.

– Представляете?

– Вы, должно быть, тут же выбросили этот скальп.

– Конечно же нет! Я его сохранил. Он ведь все равно был уже снят – зачем же ему гнить в зарослях? – Нора промолчала, она просто не знала, что на это сказать. – А потом я вновь присоединился к армии Крука, это было как раз перед Слим Баттс, и уже следующим летом обнаружил, что весь его полк принимает ртуть. С ними довольно долгое время таскалась всего пара соответствующих девиц, и мне не нужно вам объяснять, что в таких ситуациях случается. Скажу лишь, что работы у меня было по горло. Вскоре явился и мой прошлогодний дружок с наполовину оскальпированной головой; он мигом вскочил на походный хирургический стол и смирно сидел, пока я делал свое дело и ничего не замечал. Но потом вдруг почувствовал, что с ним что-то не так. Он в ужасе уставился на противоположную стену моей палатки и даже рот от изумления раскрыл. А потом вдруг говорит: «Черт побери, док… я просто не знаю, что с тобой и делать-то. Ты мне честно скажи: на чьей ты стороне?» Только тут до меня дошло, что на стене вместе со всякими индейскими наконечниками для стрел и прочими памятными вещами висит и тот разукрашенный скальп, его скальп. Я совершенно позабыл, что это и есть тот самый человек, с которого скальп был снят! Я понимал, что не стоит реагировать на это чересчур бурно, как не стоит и оправдываться, ибо это приведет к тому, что я вряд ли сумею оправиться от побоев, и в итоге я спокойно обернулся, с ледяным спокойствием глянул на стену и сказал: «Ах, это! Теперь я понял, почему вы так разволновались, мистер Лансбери. Все это просто подделки».

– Отличная история, Гектор – но «Страж» не вывешивал на стене ничьих скальпов.

– Ну, «Страж» ничьих скальпов и к голове снова не пришивал.

Нора невольно рассмеялась.

– Возраст значительно сказался на вашей способности использовать аллегории, – сказала она. – Как там сейчас бедный Мартин?

– Отсыпается в больнице после той ночи, что принесла ему столько разочарований и сожалений. – Доктор чуть наклонился к Норе: – При определенных обстоятельствах, вы, я надеюсь, тоже сочтете это подходящей альтернативой тюремной камере?

– Разумеется. У кого в особо мрачный момент жизни не возникало желания швырнуть кирпичом в чужое окно?

– Приятно это слышать, Нора. Я сердечно тронут. – В том, как Док пожал ей руку, чувствовалась искренняя признательность. Однако Нора подозревала, что на этом их разговор не закончился и вскоре Альменара его продолжит. И оказалась права, ибо Док тут же заговорил снова: – По правде сказать, вся эта история заставила меня задуматься: а каковы, в сущности, намерения «Стража»?

– Что вы имеете в виду? Я что-то плохо вас понимаю.

– Мне это пришло в голову, когда я помогал расчищать помещение после нанесенного типографии ущерба. Дело в том, что печатный станок явно не работает уже больше недели.

Значит, это он подметал там сегодня утром, подумала Нора. Неужели просто взял и пошел? Так, может, он и в ящиках письменного стола позволил себе покопаться? И макет следующего номера почитать?

– Вам вовсе не нужно было там подметать, Гектор.

– Но я чувствовал, что обязан. Я не хотел, чтобы там оставался такой разгром. Ведь ваших мальчиков мы не видели в редакции уже, по крайней мере, несколько дней.

– Правда? – Ее голос слегка дрогнул.

– Полагаю, вам трудно догадаться, что они затевают, если вы здесь, а они в городе.

– Не далее как сегодня утром я сама туда приезжала.

– Впервые об этом слышу.

Как же он действовал ей на нервы! Сплетник! Подсчитывает их приезды и отъезды, точно какая-то торговка рыбой!

– Редакция газеты – это просто дом, Гектор, а не больной дядюшка, которого я должна каждый день навещать с кастрюлькой горячего супа.

– Точнее было бы сказать, что это некое учреждение, имеющее телеграфную связь и полное разнообразной техники, стоимость которой в два раза превышает стоимость самого здания. Между прочим, в Амарго обворовывали и куда более скудные в этом отношении развалюхи. Причем даже в более сытые времена. – Нора молча смотрела, как Док снова раскуривает свою трубку. Что же она у него все время гаснет? То ли потому, что он так судорожно затягивается, то ли он просто не умеет правильно трубку курить? Наконец Альменара продолжил: – Могу ли я говорить с вами напрямик? – Странно. Разве до сих пор он говорил обиняками? – По-моему, это просто чудо, что тот кирпич, влетевший прошлой ночью в окно редакции «Стража», оказался лишь первым ударом, который нанесли газете с тех пор, как началась возня вокруг депутатского места для нашего округа.

– А что, с вашей точки зрения, могло бы послужить причиной для более многочисленных ударов? Нора видела, что Док колеблется. Правда, колебался он недолго, всего лишь секунду, и она поняла, что это его последняя возможность сохранить свою договоренность с Эмметом.

– Говорите же, Гектор.

Он выложил на стол еще один сверток и подтолкнул его к ней. Его вес выдавал то, чем на самом деле являлся этот толстый потрепанный конверт, который явно много раз передавали из рук в руки, много раз вскрывали и снова запечатывали, совали в карман и хранили в письменном столе, пряча отдельные части его содержимого между страницами книг, но со временем этот конверт все равно становился все толще и толще. Некоторое время Нора лишь смотрела на него, но к нему не прикасалась. Если Доку так нравится производить театральный эффект, то почему бы и ей не последовать его примеру? Внутри были письма на английском и на испанском, адресованные Эммету или, точнее, газете «Страж», и в каждом из них она находила слово «опровержение», где-то написанное правильно, а где-то с ошибками.

– Как видите, у разных людей, – снова заговорил Док, – разные причины чувствовать себя обиженными. Одних ранило то, что «Стражу» не удалось – или же его редактор не пожелал – напечатать их письма в защиту Амарго; сюда относится и то, самое первое письмо, которое я послал Эммету две недели назад. Другие чувствуют себя преданными его внезапным выходом из короткой и совершенно недостаточной борьбы с издателями «Горна», которую он все же наконец предпринял на прошлой неделе.

В душе Норы шевельнулось какое-то странное, до сих пор незнакомое ей чувство.

– Этой короткой схватки оказалось вполне достаточно, чтобы разрушить жизнь Десмы Руис, – сказала она. – Теперь даже ее брак поставлен под вопрос, а ее будущее и вовсе уничтожено. Двадцать лет они доказывали свои права на земли вдоль ручья – и теперь она за них ни гроша не получит.

– Такова цена жизни по цивилизованным законам, – пожал плечами Док.

Нора в гневе махнула на него листками бумаги, которые держала в руках:

– Значит, и этих людей ждет такая же судьба?

– И все же они хотят рискнуть. И, безусловно, заслуживают такого правительства, которое способно отдать должное их мужеству.