– Я сам еще точно не знал… – попытался объясниться Пашка.

Договорить ему не дали. Поднялся гам, посыпались вопросы, все что-то говорили, перебивая друг друга.

– Да дайте же рассказать! – не выдержал Шостакович.

Все примолкли.

– Мне предложили работу, от которой я не смог отказаться.

– В ФСБ? – Белла сделала страшные глаза.

– Ну почти… – Шостакович откашлялся. – И еще я уезжаю. Сначала в Таиланд, а потом посмотрим, куда отправят.

Косулин оторопело рассматривал Пашку, словно в первый раз увидел.

– Кто отправит? – Возмущение Агнии сменилось грустью и предчувствием, что увольнение Пашки станет началом конца их маленького психологического братства.

– Та благотворительная организация, в которой я буду работать. Когда я последний раз был в Таиланде, ну вы помните, этим летом, я познакомился с одним мужиком… Бывший наш соотечественник, с Украины. Он уже больше десяти лет работает в благотворительной миссии. Они в основном детьми занимаются, строят школы, приюты, больницы, добывают деньги на обучение талантливых. Мы с ним полночи в баре проговорили. Он, послушав про мою работу, начал меня звать в миссию. Сулил всякие чудеса, о которых я и мечтать не мог. Говорил, что им нужны такие люди, как я. Я, конечно, тогда отказался, даже рассказывать ничего никому не стал. Но в голове это предложение держал. Утешал себя картинками жизни в тропическом раю, путешествиями, приключениями, из которых могла бы состоять моя жизнь, реальной помощью другим людям. А тут я понял, что, если сейчас не уйду из психушки, вообще никогда не уйду.

– «Безумству храбрых поем мы песню!» – Паяц поднял стакан и отсалютовал Шостаковичу. Паяц единственный не выглядел расстроенным. – Давайте же, друзья, выпьем за освобождение и жизнь после психиатрии!

Косулин огорченно покивал, вздохнул. Он пока не мог за Пашку радоваться, чувствовал только сожаление и удивление.

– Ну что тут скажешь… – вступила Белла серьезно и грустно. – Мне ужасно жаль, что я теперь не смогу видеть тебя каждый день, мне будет тебя не хватать. С другой стороны, это же так круто! Ну ты даешь! Какое-то кино – из дурдома в Таиланд!

– Да я сам в шоке от своего решения. – Пашку понесло от облегчения, что он наконец-то все рассказал. – Я вообще не ожидал, что получится. Почти полгода прошло. Я написал этому украинцу. Думал, он уже думать обо мне забыл, а он помнит. У меня и билеты до Бангкока куплены.

– Пашка, как же я без тебя в дурдоме буду? Да и не только в дурдоме… – Косулин укоризненно взглянул на Шостаковича.

– А я как без вас? Меня привязанность к нашей компании больше всего и удерживала от увольнения. Но все… не могу больше.

Вечер заканчивался. Собравшиеся пребывали в смешанных чувствах. За несколько часов многое изменилось.

В душе Косулина воссияла определенность относительно Новикова. Все друзья были в совокупности правы, и все, что они советовали, необходимо было сделать, но ближе всех к побуждениям Косулина был Себяка. Поговорить с отчужденным одиноким отцом, попробовать объяснить ему важное про его же сына, поддержать его – именно это казалось существенным и необходимым. Он наверняка ужасно себя чувствует. Настоящее испытание для таких, как он, – привыкших доверять силе и надеяться, что она всегда вывезет. Воинам – им тяжело таких сыновей иметь. Сыновей-учителей.

Косулин взял телефон папы у Майи Витальевны. Она была неожиданно весела. Тихонько прошептала в трубку, что есть хорошие новости. Одобрила план поговорить с папой. Договорились встретиться завтра.

Косулин позвонил. Четкий, властный, с холодком голос удивился, переспросив:

– Психолог? Вы работаете с моим сыном? А зачем ему психолог? У него есть лечащий доктор.

Косулин терпеливо объяснил, что люди, первый раз попадающие в психиатрическую больницу, испытывают сильнейший эмоциональный стресс, нуждаются в психологической помощи, осмыслении событий, приведших к госпитализации, и т. д. Папа выслушал:

– А при чем здесь я?

– Есть некоторые вещи, которые мне хотелось бы обсудить с вами лично.

Папа заупрямился, ему совсем не хотелось еще и с психологом встречаться. Будет ему рассказывать всякую чушь про то, какой он плохой отец, или чего-нибудь про детство. Представления у папы о психологах было туманное. Один раз он смотрел передачу, где рассказывалось о гипнозе и психологах, воздействующих на подсознание. Все, что связано с подсознанием, вызывало у папы отвращение. Он привык мыслить фактами, рационально складывая все в логические цепочки. Сын и все, что с ним сейчас происходит, в логику не укладывались. Папа представил себе, что будет сидеть в психушке и какой-то псих, работающий с психами, будет водить у него перед глазами руками и уговаривать сделать что-то неприятное, непозволительное и глупое.

Косулин заподозрил, что папу смущает перспектива приехать в больницу.

– Давайте встретимся не в больнице, у меня есть офис для частных клиентов, метро «Смоленская». Сегодня часиков в шесть, вам удобно?

Метро «Смоленская» было удобно. Офис? Ну ладно, так уж и быть.

– Это бесплатно, я надеюсь?

– Да, это бесплатно. – Косулин сам не до конца понимал, почему нарушает профессиональные правила – бесплатные консультации вне больницы не были приняты, но решимость поговорить с отцом Новикова была сильнее.

– Договорились, сегодня в восемнадцать ноль-ноль. Высылайте адрес. – Папа сдался.

После работы Косулин поехал в офис, где принимал частных клиентов: кого-то из больницы и других, не имеющих к ней никакого отношения. Работал из-за денег, конечно, – в больнице психологам платят гроши. Ну и для разнообразия практики, чтоб в психиатрии не замыкаться.

Ровно в шесть вечера явился папа:

– Давайте приступим к делу. – Папа был конкретен, ему было тревожно в незнакомой обстановке.

Уселись в мягкие удобные кресла. Косулин молчал. Папа осматривался и через минуту взглянул на Косулина прямо. Каждый оценивал другого.

Непонятный тип, внешность с восточным оттенком, еврей? Одет со вкусом. Паузу держит. Сейчас лечить начнет. Ага, жди, так я тебе и дамся, готовился папа.

Да-а. Настоящий полковник. Кремень, не достучаться. Что делать-то? На что я вообще надеялся? – засомневался Косулин.

– Я вот сижу и думаю, Юрий Алексеевич, чего я вас сюда позвал, тем более бесплатно.

– Действительно, хотелось бы узнать. (Скептически.)

– Видите ли, ваш сын произвел на меня особенное впечатление. (Удивляясь сам себе.)

– Что же в моем сыне такого особенного? (Напрягаясь.)

– Мне важно объяснить вам кое-что. У меня множество пациентов, вы в больнице видели, сколько там народу, один психолог на отделение приходится, а это шестьдесят человек. Поневоле выбирать начинаешь: с кем работать есть смысл, а на кого жалко время тратить и силы, да и бесполезно, если честно… Это может показаться жестоким, но такова реальность. (С трудом подбирая слова.)