3-й батальон 82-го полка докладывает о положении с мельницы (1 километр севернее Волохово) по телефону пункта связи 4-й батареи 31-го артполка 31-й дивизии через 2-й дивизион 31-го артполка 31-й дивизии или через конных связных на пункте сбора донесений (2-го батальона 82-го полка) в Головино. Командир 2-го батальона лично отвечает за то, чтобы все поступившие к нему донесения из усиленного 3-го батальона без промедления доставлялись мне. Содержание письменных донесений докладывать по телефону.

Пункт связи 1-го батальона 82-го полка соединяется проводной связью с телефонной точкой выдвинутого вперед охранения, и все донесения передаются на этот пункт по телефону или в письменном виде через связных. Выдвинутый вперед пункт связи 82-го полка с 21.00 сего числа переходит в подчинение командира 14-й роты 82-го полка; он отвечает за скорейшую передачу мне всех донесений, поступающих от усиленного 1-го батальона.

Кроме того, командиры усиленных 3-го и 1-го батальонов докладывают обстановку в штаб полка по радио.

Конные связные: усиленному 3-му батальону подчиняются пять, выдвинутому к передовой телефонному пункту 82-го полка (начальник обер-лейтенант Буссе) – шесть конных связных из состава кавалерийского взвода 82-го полка.

7) Командный пункт полка остается пока в деревне Вшивка.

8) Местонахождение первого отряда обоза определено моим сегодняшним устным распоряжением от 11.00.

(Подпись): Хоссбах

Копии приказа переданы в: 1,2,3-й батальоны 82-го полка; штаб полка; 13, 14-ю роты 82-го полка, обозную колонну 82-го полка; саперный взвод; 2-й дивизион 31-го артполка 31-й дивизии; 1-й дивизион 67-го артполка 67-й дивизии; 445-й отдельный дивизион тяжелых орудий. (Приказ 1-му батальону распространяется также на 1-ю роту саперного батальона 31-й дивизии и 226-й дивизион штурмовых орудий.)

29 декабря 1941 года

Глубокоуважаемый господин полковник!

После путешествия, которого я не пожелал бы никому, я вечером 24 декабря оказался в Бреслау, где врачи наконец всерьез занялись лечением моей ноги. К сожалению, после того как мне сделали рентгеновский снимок и наложили на ногу гипс, врач сказал, что лечение продолжится не меньше 6–8 недель при условии, что не возникнут осложнения. Потребуется ли в дальнейшем вытягивающая гипсовая повязка, покажет следующее рентгеновское исследование, так как ведущая к суставу кость расколота чуть ниже коленного сустава. Надеюсь, однако, что процесс выздоровления будет благоприятным, тем более что у меня нет лихорадки, а рана почти затянулась. Обмороженные пальцы левой стопы тоже в полном порядке, за исключением одного, который до сих пор остается почерневшим. Но это самая малая из всех прочих неприятностей. Я очень прошу вас, господин полковник, затребовать меня к себе после того, как я снова буду здоров и годен к несению службы. Как только врач сообщит мне точный срок выписки, я немедленно напишу вам, а еще лучше отправлю телеграмму. Мне очень жаль, что я сейчас вынужден находиться вдали от моего полка, и в мыслях я все время с вами, особенно в свете новостей, которые приходят с Восточного фронта. Раз за разом я спрашиваю себя, почему никто не прислушивался к тому, что вы всегда говорили, господин полковник. Все ваши предсказания оказались верны по всем пунктам, и вот теперь такой провал. Все лазареты и пункты сбора раненых переполнены, и от раненых везде просто отмахиваются. Условия пребывания в медпунктах не поддаются никакому описанию. Такое впечатление, что до раненых никому нет дела. В одном санитарном поезде мы восемнадцать часов оставались без кофе и еды. Начальник поезда, старший врач авиационного полка, ночью покинул нас, сославшись на то, что с завтрашнего утра находится в отпуске, а добраться до Кракова утром будет трудно. До Кракова мы доехали под присмотром какого-то ефрейтора. Поражает настроение, охватившее солдат и, к сожалению, часть офицеров, и особенно удручает то, что скоро эти настроения проникнут и на фронт. Приходится слышать от офицеров такое, что поневоле задаешь себе вопрос о том, кто попадает у нас в офицеры. Иногда мне приходилось резко вмешиваться, чтобы пресекать ненужные разговоры и указывать на недопустимость такого жалкого поведения. Должен сказать, что с тех пор, как я покинул полк, мне приходится сталкиваться почти исключительно со всякими неприятными вещами. Боевой дух в разных частях отнюдь не на высоте. Действительно, как многое зависит от личных качеств командиров и начальников…

Господин полковник, хочу сердечно поблагодарить вас за сигары, которые привез мне на перевязочный пункт лейтенант Верк. Эти сигары помогли мне стоически пережить многие неприятности. К сожалению, в Калуге у меня начались неприятности с желудком и кишечником, поэтому на какое-то время мне пришлось отказаться от курения.

Накануне Нового года я позволю себе, господин полковник, высказать мои самые наилучшие пожелания офицерам и солдатам доблестного и гордого 82-го пехотного полка. Самым приятным моментом в наступающем 1942 году будет момент, когда я смогу лично доложить вам, господин полковник, что прибыл в полк для дальнейшего прохождения службы.

С немецким приветом, остаюсь преданным слугой господина полковника,

(подпись) Ценкер

30 декабря 1941 года

Резервный госпиталь в Гродно

Глубокоуважаемый господин полковник!

…В гродненском госпитале я нахожусь с 25-го числа. Дорога сюда из Калуги через Смоленск была одним большим бедствием. Я лежал в неотапливаемом товарном вагоне на тонком соломенном тюфяке, мерз и с трудом шевелился из-за болей во всем теле, а особенно в стопах. Никогда в жизни не забуду сочельник в товарном вагоне, который я провел в полном одиночестве без всякого присмотра. Здесь, в Гродно, нас приняли очень хорошо, и я жалею лишь о том, что ко мне не может приехать жена. Я потерял четыре пальца на правой стопе, которые врач надеялся сохранить, и концевую фалангу большого пальца левой стопы – таково мое состояние. В госпитале я пробуду 8–10 недель, прежде чем начну понемногу ходить. Неизвестно, буду ли я после этого годен к службе в пехоте, но годность к строевой службе в моторизованных войсках сохранится. Мне очень больно, что придется отказаться от службы в любимом мною роде войск. Все же мне хотелось бы остаться пехотинцем. Врач, однако, говорит, что совершать долгие пешие переходы я уже не смогу никогда. Меня лечит первый ассистент мюнхенского профессора Магнуса, очень хороший хирург, знающий и симпатичный. Самое тяжелое для меня то, что я пока не могу участвовать в боевых действиях. Как дела в полку? Получил ли полк заслуженный отдых, отвели ли дивизию с фронта, как говорили об этом еще в Калуге? Как дела лично у вас, господин полковник? Правда ли, что 12-й полк передан в подчинение 131-й дивизии, а 82-й и 17-й полки переведены в состав горно-стрелковой дивизии? Я очень сильно скучаю по боевым товарищам. Каждый день я слушаю новости об отбитых вермахтом русских атаках. Успешно ли завершилась миссия Шрадера?