других. Я бы почувствовала. Альвар не жестокий. Он не наш убийца.

– Позволь тебе кое-что рассказать. Я консультировался насчет Рамиро Альвара с доктором Мариной Лейвой, психиатром, которая преподает в академии. Сначала она тоже не могла объяснить его амнезию и предположила, что это агорафобия. Однако теперь мы оба убеждены, что Рамиро Альвар страдает диссоциативным расстройством идентичности. Он сам мне в этом признался накануне и сказал, что не хочет обращаться к психиатру за лечением. Он написал собственную версию хроники в качестве терапии, чтобы уничтожить своего альтера. По его словам, способ работал больше года, но после встречи с тобой альтер вернулся. Я как раз хотел объяснить тебе все, когда ты отправилась к нему в башню той ночью. Альвар, с которым ты познакомилась, – это альтер эго, одна из личностей человека, страдающего психическим заболеванием. Тебя это не пугает?

– Пока что твоя теория множественной личности ни на чем не основана. Я знаю только одного Альвара. У тебя нет доказательств, у тебя нет ничего.

Как ей объяснить? Как открыть глаза?

Я сел на кровать, готовый вот-вот взорваться и молча взывая к богам, которые не наделили меня терпением.

– Эстибалис, – наконец заговорил я, – похоже, ты страдаешь гибристофилией.

– То есть меня привлекают преступники? Ты опять за свое?

– Такое часто случается с теми, кто вырос в их окружении. Твой отец – алкоголик и тиран. Брат – наркоторговец. Ты добровольно пошла в уголовный розыск и ежедневно сталкиваешься с нарушителями закона. Тебя привлекает подобная модель поведения – нечто вроде эмоционального триггера.

– И это говорит человек, который сочувствует серийным убийцам! – воскликнула она.

Удар ниже пояса. Я постарался принять его достойно и сохранить хладнокровие.

– Моя задача – узнать их ближе и понять, как они думают, – медленно проговорил я, возможно, убеждая себя самого. – Все люди разные, как бы мы ни старались их классифицировать. Все они уникальны. И порой единственный способ добиться признания – это завоевать их доверие.

– Хорошо, Кракен, если я страдаю гибристофилией, скажи, чем тогда страдаешь ты? – крикнула она. – Как назвать того, кто окружает себя женщинами, страдающими гибристофилией, такими как я и Альба? Есть ли термин для таких, как ты, чертов наркоман, пристрастившийся к психопатам?

Я не заметил, как в палату разгневанной фурией влетела Альба.

– Хватит! Вас слышно из коридора!

– Разве ты не собиралась прийти позже? – огрызнулся я.

– Так дальше нельзя, вы переходите все границы. Оба! Как всегда.

– Как всегда? – вскинулся я, озлобленный не меньше Эстибалис. – Ты чем-то недовольна? У нас лучшие показатели раскрываемости по всей стране. Подними статистику: с тех пор как мы работаем в паре, у нас не было ни одного нераскрытого дела.

– Но какой ценой, Унаи? Вы не контролируете себя. Твоя жизнь, ее, моя – все летит к черту.

Я глубоко вздохнул, чувствуя, как сгущаются черные тучи.

– Да, заместитель комиссара. Все вышло из-под контроля. Но в соседней палате лежит подозреваемый с раздвоением личности, который отказывается от психиатрического лечения, и по закону мы не имеем права его заставить. Этот подозреваемый доверяет только мне и будет говорить только со мной. Готов поклясться, шеф: именно у него есть ключ к разгадке нашего дела. Поэтому, если вы не отстраните меня от расследования, я намерен выполнить свою работу и допросить любовника вашей подчиненной.

Я встал, чтобы уйти.

– Позвольте мне его увидеть, – внезапно сказала Эстибалис.

– Ты спятила? Или у тебя стокгольмский синдром? – спросил я.

– Его охраняют, да и вы с Альбой будете рядом. Даже если он действительно тот монстр, которого мы ищем, что он мне сделает?

– Ничего, – признал я. – Он подключен к сотне трубок, и у него нога на вытяжении.

– Тогда покажи мне наконец того, другого Альвара, о котором ты говоришь. Если этот засранец использовал меня и чуть не убил, я хочу посмотреть ему в глаза. А насчет стокгольмского синдрома ты ошибся. Не приписывай мне слабостей, которых у меня нет.

Мы с Альбой переглянулись.

«Что мы теряем?» – молча спросил я.

«Ладно, в последний раз», – взглядом ответила она.

– Унаи, выйдем на минутку. Нужно поговорить.

Я подчинился, и мы вышли в коридор.

– В наших интересах устроить им очную ставку; мне бы не помешало увидеть его реакцию. О краже летописи пока спрашивать не будем. Посмотрим, не поднимет ли он эту тему сам, – прошептал я Альбе, когда мы отошли подальше и остались наедине.

– Хорошо, – согласилась она, поразмыслив пару секунд. – Расследование зашло в тупик, и, похоже, это наша единственная ниточка. Но безопасность Эстибалис – прежде всего.

– Само собой. Идем.

Накинув поверх ночной рубашки стеганый халат с маргаритками, который купил для нее дедушка, Эсти вышла в коридор в нашем сопровождении.

Возле палаты Рамиро Альвара Альба поговорила с двумя дежурными полицейскими.

Едва я приоткрыл дверь, как Эстибалис – с капельницей на буксире, ортопедическим воротником и рукой на перевязи – нетерпеливо протиснулась мимо меня. Я был уверен, что совсем не таким она представляла романтическое воссоединение с возлюбленным.

– Альвар… – нерешительно пробормотала Эсти и умолкла.

Рамиро Альвар выглядел хуже, чем она, словно после падения стал еще меньше, скукожился. Он вновь надел очки в темной оправе и прятался за одной из книг, взятых из стопки на прикроватной тумбочке.

Очки являлись для меня ключевой деталью, поэтому я попросил коллег-криминалистов найти их во время обыска. В конце концов очки обнаружились в ящике гардероба. Вывод был очевиден: именно Альвар спал с Эстибалис, и он же упал с лестницы.

– Вероятно, вы инспектор Руис де Гауна… Жаль, что мы встретились в подобных обстоятельствах. Я даже не могу поприветствовать вас должным образом, – прошептал он.

– Ты правда меня не помнишь? – спросила Эсти, подходя ближе.

Альба тоже шагнула вперед и встала рядом с ней.

Рамиро Альвар долго смотрел на нее, как смотрят на человека, которого видят впервые. Прядь вьющихся волос упала ему на лоб. Эсти не могла поверить своим глазам.

– Боюсь, нет, – наконец прошептал он, и в его словах звучала мольба о прощении.

– Даже голос другой… – заметила Эсти.

– Простите?

– Ты говоришь тише.

– Я не люблю никого беспокоить, – пробормотал Рамиро Альвар, опуская глаза в книгу.

– Тебе здесь не жарко? В башне ты держишь окна нараспашку. Хочешь, я открою?

– Нет! – вскричал Рамиро Альвар. – Пожалуйста, не надо. Я не переношу холод, к тому же с минуты на минуту начнется гроза.

У меня заныло сердце, когда я увидел выражение лица Эстибалис. Она подошла еще ближе, протянула левую руку и медленно провела пальцем по руке Рамиро Альвара, лежавшей поверх одеяла. Мне даже