ребёнка Исико-сан женщины начали тихонько всхлипывать, то на моменте ухода Исико-сан к мужу и ребёнку, они рыдали уже в голос, а мужчины, не стесняясь, утирали скупые слёзы.

Когда иллюзия развеялась, Тэймэй произнесла:

— Вместе с моими родителями ушла эпоха чести, верности долгу и поклонения богине Инари. Именно она убила Исико-сан, поэтому я отказалась от её покровительства, — Тэймэй сняла адамантовый перстень главы рода и бросила его в пепел погребального костра матери. — Я — последняя представительница ветви рода Ацухиро Инари, и я покидаю эти земли, оставляя вас на попечительство сынов младшей ветви рода Инари.

Люди, ещё не пришедшие в себя после иллюзии, не понимали, что происходит. Последняя надежда на нормальную и привычную жизнь рушилась. Их княгиня, которой они так гордились, меч империи и спасительница императорской семьи, вдруг их покидала, не успел развеяться пепел вдовствующей княгини.

— Отец говорил, что наше главное богатство — это верность наших людей. Мы всегда платили вам тем же. Поэтому я, Тэймэй из рода Ацухиро Инари, клянусь, что всегда встану на вашу защиту, как и все поколения моих предков до того. Но сейчас, чтобы вас не коснулся гнев отвергнутой мной богини, я вынуждена вас покинуть.

* * *

Мы бродили по замку уже три часа. Тэймэй показывала мне свои самые любимые места и рассказывала о далёком и счастливом детстве, когда ещё был жив её отец. Это было своеобразное прощание с домом, и оно давалось невесте очень тяжело.

Хоть внешне она улыбалась, описывая детские проказы, но внутри у неё всё разрывалось от боли. Я чувствовал лишь отголоски чувств через кровную связь и, как мог, поддерживал любимую. Финальной точкой нашего путешествия стал зал наверху главной башни замка, у самого потолка которого был подвешен огромный гобелен, уходящий далеко вниз.

— Это древо рода Инари, — грустно улыбнулась Тэймэй, указывая на самую первую надпись, недавно обновлённую чернилами. — Помнишь, я когда-то рассказывала тебе?

Я действительно вспомнил тот разговор. В Японии у каждого рода были такие огромные полотнища, где отмечались ветвями все члены семьи, даже только родившиеся. Умершие ветви темнели и со временем исчезали, уходя на перерождение, а живые росли и ветвились дальше.

— Помню, — улыбнулся я невесте. — Я так понимаю, чернилами отмечены те, кто уже ушёл на перерождение?

— Всё верно. Помнишь, — не то удивилась моей памяти, не то констатировала очевидное Тэймэй. — В детстве папа любил рассказывать мне истории про наших предков. Прикасался к имени и показывал их подвиги, непростую жизнь, краткие мгновения счастья. Это были мои любимые моменты. Пойдём!

И Тэймэй первой отправилась вниз по круговой лестнице, встроенной в стену башни. Сама конструкция мне напомнила колодец, ведущий к алтарю эргов, но только здесь не было игл для забора крови и рун.

Спускаться пришлось долго. По ощущениям высоту башни мы давно уже переплюнули и теперь всё глубже уходили под землю. Это же сколько поколений здесь?

Чем ниже мы спускались, тем спокойней становилась Тэймэй. Будто буря боли в её душе утихала, переходя в благодатный штиль спокойствия.

Спустя ещё час мы, наконец-то, достигли дна колодца, где в бледном свете макровых светильников зеленели боковые ветви рода Инари. Одна из ветвей, правда, выглядела совсем чахло, грозя вот-вот засохнуть и осыпаться осенним листопадом.

— Помнишь, я говорила, что попрошу тебя о помощи? — погладив пальцами болезный отросток родового древа, спросила Тэймэй.

Я кивнул, ещё не понимая, чего от меня можно хотеть в, по сути, родовом склепе.

— Это ветвь Акиро. И я прошу, чтобы ты его вылечил от той же дряни, что и меня.

Глава 23

— Это ветвь Акиро. И я прошу, чтобы ты его вылечил от той же дряни, что и меня, — Тэймэй выдержала мой взгляд, не отведя своего.

— Дорогая, поправь, если я ошибаюсь. Его отец подсадил тебя на какую-то дрянь и продал в бордель. Он сам пытался тебя убить, за что сам и поплатился. И теперь ты просишь, чтобы я его вылечил?

Кажется, потеря матери сказалась на Тэймэй гораздо сильнее, чем я думал. Невеста, несмотря на время, проведённое в борделе, оказалась удивительно наивна в некоторых вопросах. Но уж насчет кузена, я надеялся, она должна была прозреть. Видимо, зря надеялся.

— Да, прошу, — подтвердила мои опасения иллюзионистка. Создав небольшой пуф, она присела и принялась показывать все ныне зеленеющие ветви рода Инари на гобелене:

— Здесь обозначено семь десятков ныне живых ветвей рода Инари. Полтора десятка отданы жёнами в другие роды. Осталось пятьдесят пять. Чуть больше трети — дети, не прошедшие инициацию. Осталось тридцать пять. Убираем тех, кто женат на магичках из других родов, чтобы не оказывали протекцию чужим и отстаивали только наши интересы. Остается два десятка. И теперь смотрим на их возраст и уровень магии. Должен быть не старый маразматик и с уровнем магии от пятого, чтобы смог на равных отстаивать интересы рода среди аристократической шакальей стаи. Остаётся один и тот при смерти. Мне некого оставить регентом.

— Я понимаю проблему, но не понимаю решения. Ты собралась отдать род тому, кто ради обладания им готов был тебя убить?

— Да.

Вот такое простое и бесхитростное «да» выбивало из колеи.

— Помнишь, после выставки ты мне сказал, что мне срочно придётся расставаться с идеалами чести и благородства, иначе мои шансы выжить в этом скотском мире равны нулю?

Я кивнул, припоминая нечто подобное.

— Вот я и расстаюсь. Мне нужен регент, который будет зубами выгрызать преференции для рода, с которым будут считаться, который будет интриговать и использовать весь инструментарий, лишь бы удержаться на плаву. И этот человек должен быть Инари по крови и по силе.

— Акиро не будет оставаться на вторых ролях. Ты не сможешь вечно держать у морды ослика морковку и надеяться на его покорность.

Тэймэй рассмеялась горько и слегка нервно.

— У меня мать решила перетащить на себя