И он неожиданно быстро и остроумно парировал: «Для короля и королевы!»

День они провели мило. Она — около воды, на холодном мокром песке под еще горячим октябрьским солнцем. Он — с газетой на променаде, так как боялся набрать песка в начищенные ботинки.

В хорошеньком ресторане съели по гигантской (по-американски) порции салата с кусочками брынзы, маслинами и полосками ржавой кильки, изысканно называемой здесь анчоусами.

Он приустал от бурлящей энергии своей дамы и солнца, накалившего лысину, и пошел в номер прилечь.

Она, не зная, как себя вести в такой ситуации, сказала, что совсем не устала, и поспешила в SPA, великолепно оборудованное мягкими лежаками, где, оставшись наедине с собой, расслабилась и погрузилась в неглубокий сладкий сон под громкий шум детских голосов, гулко раздающихся в бассейне.

Короткий сон освежил ее, и вернувшись в номер с хорошим настроением, она увидела его лежащим поверх королевского размера кровати с недовольным обиженным лицом.

В комнате был относительный порядок. Вещи были аккуратно развешаны в шкафу. На ночной тумбочке лежал огромный пакет с лекарствами. На журнальном столике лежали какие-то вещи, газеты и нечто необычное и неожиданное — ярко-зеленые толстые резиновые перчатки. Одна из перчаток была с дыркой на месте для большого пальца, что говорило об их частом употреблении.

Она застыла в изумлении. В голове лихорадочно скакали мыслимые и немыслимые возможные причины употребления этих жутких перчаток. В том числе пронеслись идеи о маньяках, убийцах женщин и прочих ужасах.

Неизвестно, заметил ли он ужас на ее лице и пронесшиеся вихрем страшные мысли. Но удивление несомненно заметил. «Я объясню потом!» — произнес он.

«Он выглядит слабым и безобидным, — подумала она наконец. — Это „Хилтон", кто-то рядом. Опасностью не пахнет — он спокоен. На всякий случай возьму сторону кровати, ближнюю к двери…» Тут включилось ее привычное чувство юмора. Пахло приключениями, но было непонятно, что бы это значило. Он молчал.

Надо было выправлять положение, спасая хорошее ожидание радостей бытия.

Она вспомнила о своем намерении получить от этой поездки максимум впечатлений (а не ощущений! С этой стороны она ожидала разочарований). Надо что-то придумать!

Концерт! Это то, о чем она давно мечтала.

Он заглянул в рекламные проспекты, и она несказанно обрадовалась, узнав, что в одном из отелей в этот вечер поет Хулио Иглесиас, ее кумир.

Она стала радостно торопить своего спутника, насколько это было возможно. Он поднялся, сменил рубашку, и они направились в соседний отель на такси. Народу полно, билетов не было. Но ее радостный подъем духа помог «стрельнуть лишний билетик».

Концерт поднял настроение, конферансье сыпал сексуально окрашенными шутками. Аудитория «торчала». Ее щеки горели от счастья и удовольствия. Все было замечательно.

Выйдя на воздух, вспомнили о голодном желудке. Но хорошие рестораны почему-то уже закрывались. Пришлось довольствоваться круглосуточной дешевой кафешкой.

Его настроение опять испортилось от мелкой неудачи и плохой еды. И он почти не ел.

Она хотела вина и какого-то алкоголя для него, чтобы легкий эйфорический настрой помог преодолеть чувство неловкости. Она наблюдала его как-то после трех порций «водка-мартини», и он был очень мил, раскован и остроумен.

Но тут, за ужином, выяснилось, что на следующий день его ожидает процедура исследования кишечника и он не должен употреблять алкоголь, должен ограничить себя в еде и… принимать с вечера слабительные таблетки. Вот это свидание!

Они вернулись в номер. Он был в унылом настроении. В ней боролись желания смеяться и плакать. Ночь брала свое. Несмотря на легкое алкогольное опьянение, эмоциональный всплеск затух. Наваливались усталость дня, зевота, сон. Двое чужих уставших людей с осоловевшими сонными лицами в одной комнате… Тягостное молчание… И одна кровать…

Он молча и сосредоточенно стал раздеваться: снял брюки, повесил в шкаф, достал пижаму, затем стал снимать поочередно рубашку, майку, шортики, трусы, носки. Все это и носовой платок он положил на пол. Перехватив ее изумленный взгляд, пояснил: «У меня дома — шкаф для грязного белья…» Она, не уловив связи, моргала.

Он натянул пижаму, сел на стул и потянулся к жутким зеленым перчаткам, лежавшим под газетой на элегантном столике. Стал их медленно натягивать на руки.

Она, сжавшись в комок, судорожно соображала, что делать: бежать или ждать? Подвинулась к двери.

Он выглядел усталым, старым и беспомощным. «Нет, это не для убийства», — сардонически сверкнула мысль, и она уже с любопытством ждала продолжения.

Зеленые перчатки, болтающиеся на руках, потянулись к икрам, и тут только она заметила, что он носит тугие эластичные чулки телесного цвета, видимо из-за варикозных вен, и теперь он собирается снимать их, как протезы…

Сердце сжалось от жалости к этому усталому человеку, хватающемуся за жизнь с упорством, которое помогает ему побеждать недомогания и слабость. Но в то же время ее душил смех от глупых «кинодетективных» мыслей, от нелепости и нетипичности всего, что происходило.

Ничто не трепетало нигде, на душе было спокойно, немного смешно и грустно за свою невостребованную женственность, за его старость, за жизненную правду ситуации, так не похожей на грезы, фантазии, воспоминания былых предпостельных ощущений и впечатлений.

Ничего похожего на то, что видено на экране, навязывающем свои стандарты, читано в книгах, рассказано в пылу горячительно-завлекающих откровений и даже в собственном «небедном» жизненном опыте.

Абсолютно неожиданная, грустно-смешная, первая в жизни ситуация, показавшая страшное беспомощное лицо старости…

Он был поглощен своим каждодневным ритуалом, лицо не выражало ничего, кроме разочарования от неактивной ироничной женщины и собственного бессилия.

Она, ощутив полную безопасность, подчиняясь наваливающемуся Морфею, надела красивое, приготовленное к поездке с поклонником ночное белье, легла на «королевскую» кровать поближе к двери (на всякий случай) и, засыпая, услышала: «Я так устал сегодня, много ходил. Спокойной ночи».

В памяти всплыл старый анекдот: когда шеф с секретаршей в одном гостиничном номере собирались переночевать, шеф спросил: «Как вы хотите, чтобы я вел себя: как с женой или как с секретаршей?» — «Как с женой!»