В августе, и трех лет еще не пробыв стадионными звездами мирового класса, «Битлз» бросили гастролировать и заперлись в студии, чтобы сосредоточиться на записи альбомов. «Стоунз», таким образом, остались королями живых концертов — позиция, которую они не сдают и теперь, спустя полвека.

Пятые американские гастроли группы летом 1966-го проходили в стране, которая сильно переменилась с тех пор, как «Стоунз» столь удручающе брели по стопам «Битлз» в 1964-м. Эскалация войны во Вьетнаме спровоцировала всеобщий воинский призыв, а тот в свою очередь — массовые беспорядки в извечно безмятежных школах и колледжах и массовое же обращение к хипповому кредо «пацифизм, длинные волосы и вещества». То была подлинная революция, но странным образом лишенная вождей и демагогов; дабы выразить гнев и укрепить свою решимость, мятежники обратились к музыке. Так в Средние века крестоносцы прислушивались бы не к Ричарду Львиное Сердце, но к труверу с лютней Блонделю.

Пробужденная битлами, американская поп-музыка двигалась вперед семимильными шагами, и теперь плечом к плечу с хиппи стояло множество прекрасных местных групп, блистательно обновивших жанр песен протеста. И однако же, всякий раз, когда молодые американцы громили свою альма-матер, жгли повестки или на когда-то стриженные и бритые головы наращивали шевелюры и бороды апостольского образца, их единственным возможным музыкальным сопровождением были «The Last Time», «Get Off of My Cloud», «(I Can’t Get No) Satisfaction» или, скажем, этот поразительный шестиминутный тезка «Like a Rolling Stone» главного трубадура революции Боба Дилана. «„Битлз“ хотят держать тебя за руку, — писал радикальный журналист Том Вулф, — а „Стоунз“ — сжечь твой город», — и сотни тысяч готовы были встать за ними в очередь с лишними канистрами керосина.

И не важно, что «Битлз» поначалу были отнюдь не против поджогов по мелочи, а «Стоунз» соблазняли не столько битье окон, сколько крикетные биты. Не важно, что они через свой осмотрительный мегарупор не высказали ни единого слова, рассчитанного укрепить антивоенные или антиправительственные настроения или как-нибудь поставить под угрозу общественный порядок. Напротив, на взгляд неистовствующих мальчиков, которые теперь соперничали с вопящими девочками за звание ядра их аудитории, нарциссическое самопогружение — олицетворяемое прежде всего Миком — как раз и возвышало «Стоунз» над более нравоучительными американскими группами — The Byrds, Buffalo Springfield. «Стоунз» были «Стоунз», и больше ничего, а их музыка наконец целиком свелась к бугру в штанах солиста. Они вели крестовый поход исключительно против ограничений и хорошего вкуса; они провозглашали единственную цель — отменно провести время и плевать с высокой башни.

Их сентябрьский сингл, новая композиция Джаггера — Ричарда, а не один из неиспользованных треков с «Aftermath», был провокационен равно с позиций студентов-поджигателей, протофеминистов и охранителей хорошего вкуса. Его многоречиво озаглавили «Have You Seen Your Mother, Baby (Standing in the Shadow)?»,[162] и здесь Мик опять выступал саркастичным психоаналитиком, умудрившимся на сей раз снисходительно погладить по головке сразу два поколения женщин; сопровождала это все хаотичная и неприкрыто битлоподобная духовая секция. Когда сингл вышел в Штатах, на рекламной фотографии группа разыгрывала трансвеститов, а Билл Уаймен сидел в центре в кресле-каталке — первый и единственный раз, когда Билл очутился на первом плане. Поклоном антивоенному Zeitgeist[163] он и Брайан вырядились в женскую форму американской армии, но остальные получились в чистом виде пантомимными дамами — Кит в диких очках, как дейм Эдна Эверейдж[164] во времена оны, надутый Мик в клочковатом белом парике закутан в погрызенные молью меха.

«Стоунз» и «Битлз» в реальной жизни не просто выступали прямыми противоположностями, описанными в aperçu[165] Тома Вулфа; их жизни к тому же причудливо переплетались, точно древние генеалогии европейских королей. В ноябре, освободившись от гастрольного гнета, Джон Леннон отправился на выставку в маленькую лондонскую художественную галерею под названием «Индика», которую помогал финансировать Пол Маккартни, и там впервые встретился с японской концептуальной художницей Йоко Оно. Основатель и директор «Индики» Джон Данбар был старым хэмпстедским приятелем Эндрю Олдэма, другом главных «Стоунз», а равно главных «Битлз», а теперь к тому же и супругом Марианны Фейтфулл.

За два года, миновавшие с тех пор, как Марианна записала первую удачную песню Мика, ни шепотка не прозвучало насчет романа, который возмутит шестидесятые даже больше, чем роман Джона и Йоко.

С «As Tears Go By» началась ее успешная карьера в том обличье, которое придумал для нее Эндрю Олдэм, — белоснежной чистотой она уступала разве только Поющей Монахине.[166] Под водительством сначала Олдэма, затем Тони Калдера она выпустила еще несколько синглов и два альбома и неоднократно прокатилась по стране с гастролями. Во времена, когда британские поп-исполнительницы пели в основном с псевдоамериканским соуловым акцентом и были напрочь лишены индивидуальности, хрупкая красота Марианны, аристократически вежливый английский и намеки на родословную и ум превратили ее в совершенно отдельное явление. Как писали в одном флаере, «ей нравится Марлон Брандо, сигареты „Вудбайн“ и смотреть балет, а еще она обожает вечерние платья в пол».

На концертах, как и в записи, Марианна не походила ни на кого — невинная рафинированность мешалась в ней с неким величием, унаследованным от австрийской баронессы. Ее коллеги по сцене были в основном мужчинами, к тому же ненасытно похотливыми, и она путешествовала с дуэньей, а во время переездов обычно сидела на задах автобуса, погрузившись в роман Джейн Остин и поэзию Вордсворта или Китса. В действительности эта невинность бывала напускной, а дуэнья — не всегда зоркой; у Марианны случились краткие романы с другом «Стоунз» Джином Питни и Алланом Кларком из The Hollies (однако она отвергла великого Боба Дилана, который пытался соблазнить ее стихами).

Все это время она постоянно общалась с Олдэмом и Калдером, но с Миком снова встретилась лишь однажды, на вечеринке телепрограммы «На старт, внимание, марш!». Впечатление у нее сложилось немногим лучше, чем от того «наглого паршивца», что предложил ей посидеть у него на коленях после записи «As Tears Go By». Он был пьян в зюзю (что ему никогда не шло), болтал с ней а-ля Олдэм — в стиле развеселого кэмпа, — а затем нарочно облил ей платье шампанским.