Трудно Алексею Михайловичу в царскую лямку впрягаться было, но и всей стране нелегко приходилось.

Шумели восстаниями Новгород и Псков, изнемогали в неравной борьбе с польскими панами единокровные православные на Украине – вторая война Богдана Хмельницкого в 1651 году началась. Зимними вечерами любил молодой государь слушать сказки, которые верховые нищие, в царском дворце жившие, рассказывали. О Польше странники Божии тоже немало говорили. Рассказывали, будто в Варшаве на кладбище, где преступников казнят, у одного покойника полилась кровь из уха, а другой мертвец высунул из могилы руку, пророча большие беды для Польши.

В феврале 1651 года снова Земский собор собирали, думали, как с Польшей быть, начинать войну или погодить, решили ждать, еще маленько сил подкопить, пищалей побольше да пороха в Голландии закупить.

С Варшавой, однако, смелее говорить стали, потребовали у польского короля, чтобы всех, кто неправильно титул российского государя пишет и пропуски в нем допускает, покарал лютой смертью. Титул у Алексея Михайловича длинный был, на одном листе целиком не уместится – небось и в Москве не каждый грамотей мог его правильно написать, но от польского короля строго потребовали, чтоб без ошибок писали. Через два года, 1 октября 1653 года, Земский собор, принимая решение о войне с Польшей, вспомнит о пропусках. Эти пропуски в титуле и объявят причиной войны.

«Мы, великий государь, – объявил тогда в Успенском соборе Алексей Михайлович, – положа упование на Бога и на Пресвятую Богородицу и на московских чудотворцев, посоветовавшись с отцом своим, с великим государем, святейшим Никоном патриархом, со всем освященным собором и с вами, боярами, окольничими и думными людьми, приговорили и изволили идти на недруга своего польского короля».

Сколько великих князей, сколько царей русских ждали этого дня?

Четыре столетия назад заполыхала в огне татарского нашествия древняя Киевская Русь… И сколько еще было нашествий, междоусобиц и смут на Руси – сосчитать невозможно! В огне пожарищ, среди дымящейся крови, текущей по российским полям, кто вспоминал, кто думал о древней матери русских городов – Киеве?

Оказывается, помнили!

Оказывается, жила четыре столетия подряд эта боль в русских людях – и в князьях, и в простых пахарях.

И вот пришел великий день. Несколько лет шли переговоры, несколько лет думали полковники и есаулы Богдана Хмельницкого, несколько лет думали бояре и дьяки в Москве, и наконец, решилось – 8 января 1654 года с раннего утра забили барабаны в Переяславле, собирая народ на великий круг на рыночную площадь.

И вошел в круг широкоплечий Богдан Хмельницкий, а с ним судьи, есаулы, писарь и все полковники казацкие, и, дождавшись, когда наступит тишина, начал читать гетман: «Паны полковники, есаулы, сотники, все Войско Запорожское и все православные христиане! Ведомо вам всем, как Бог освободил нас из рук врагов, гонящих церковь Божию и озлобляющих все христианство нашего восточного православия. Вот уже шесть лет живем мы без государя, в беспрестанных бранях и кровопролитиях с гонителями и врагами нашими, хотящими искоренить церковь Божию, дабы имя русское не помянулось в земле нашей. Это уже очень нам всем наскучило, и видим, что нельзя нам больше жить без царя. Для этого собрали мы Раду, явную всему народу, чтобы вы с нами выбрали себе государя из четырех, кого хотите.

Первый – царь турецкий, который много раз через послов своих призывал нас под свою власть…

Второй – хан крымский.

Третий – король польский, который, если захотим, и теперь нас еще в прежнюю ласку принять может…

Четвертый есть православный Великой России государь, царь и великий князь Алексей Михайлович, всея Руси самодержец восточный, которого мы уже шесть лет беспрестанными моленьями нашими себе просим. Того, которого хотите, выбирайте!

Царь турецкий – басурман. Всем вам известно, как братья наши, православные христиане, греки, беду терпят и в каком живут от безбожных утеснении. Крымский хан – тоже басурман, которого мы, по нужде в дружбу принявши, нестерпимые беды испытали! Об утеснениях от польских панов нечего и говорить: сами знаете, что жида и пса лучше, нежели брата нашего, паны почитали. А православный христианский великий государь, царь восточный, единого с нами благочестия, греческого закона, единого исповедания – едино мы тело церковное с православием Великой России, главу имея Иисуса Христа.

Этот великий государь, царь христианский, сжалившись над нестерпимым озлоблением Православной Церкви в нашей Малой России, шестилетних наших молений беспрестанных не презревши, теперь милостивое свое сердце к нам склонивши, своих великих людей к нам с царскою милостию своею прислать изволил…»

Заканчивая свою речь, обвел гетман своими черными, чуть раскосыми глазами собравшихся. Великое множество людей слушало его. Не только рыночная площадь была народом забита, но и ближние улицы. Везде, куда ни взгляни, народ. От толпищи снега не видно белого, словно и зимы не стало.

И сказал, возвышая голос, Богдан Хмельницкий:

– Если же кто с нами не согласен, то куда хочешь иди – вольная дорога!

Мгновение, другое длилось молчание. Черная разлилась тишина. Щипал уши морозец. И вот, словно белым облаком, окуталась в едином выходе человечья масса…

– Волим под царя восточного, православного! Лучше в своей вере умереть, нежели ненавистникам Христовым достаться!

Отлетело в высоту облако белое. Истаяло в голубизне неба. И тихо стало. Так тихо, что слышно было, как скрипит снег под ногами переяславского полковника Тетери, идущего по кругу.

– Все ли так соизволяете? – спрашивал он.

– Все! Единодушно! – кричали в ответ.

И снова, сбив иней с усов, заговорил гетман Богдан Хмельницкий.

– Будь так! – сказал. – Да укрепит нас Господь Бог под крепкой рукою царскою!

И перекрестился.

И снова взмыло над толпой белое облако дыхания:

– Боже, утверди! Боже, укрепи! Чтоб вовеки едины мы были!

В тот же день в Успенской церкви, чтобы с землями и городами под высокой рукой государевой неотступно навеки быть, присягнули гетман и старшина.

На следующий день присягали сотники, есаулы, писари, казаки и мещане.

Присягали в Переяславле, присягали в Киеве. Вся Украина присягала великому государю Алексею Михайловичу – одно только духовенство украинское, православное, долго не желало принести присягу…

Цветастые речи произносил, обращаясь к царскому послу Василию Васильевичу Бутурлину, киевский митрополит Сильвестр Коссов.

Дескать, целует вас в лице моем благочестивый Владимир, великий святой русский; целует вас святой апостол Андрей Первозванный, провозвестивый, что просияет здесь слава Божия; целуют преподобные Антоний и Феодосии Печерские и все преподобные, лета и живот свой о Христе в сих пещерах изнурявшие…