Единственный человек, кто может поверить в мой рассказ, это следователь Самаров. И я звоню ему.

«Шкода» свернула с кольцевой автодороги на Дмитровское шоссе. Из-за строительных работ поток машин петлял в лабиринте ограждений, то и дело упираясь в сужения.

— Черт! Не успею! — ругнулся Самаров и дернул рукой, желая поправить отсутствующий галстук.

«Человек-сюртук» впервые за многие годы выскочил из дома без строгого костюма. Он только что выслушал Парализатора. Теперь запутанная история обрела законченную форму. Убийца известен, мотивы и методы тоже, но всё это лишь со слов подростка, находящегося в розыске. Как опытный следователь Николай Самаров прекрасно знал, что мало узнать правду. Надо суметь доказать ее в суде! Если сейчас Владимир Соломин уйдет и избавится от улик, то обвинения Павла Соломатина превратятся в голословные. Кто поверит мальчишке, замешанному в ограблениях, когда все улики указывают, что он расправился с дядей!

Самаров связался с местной полицией и объяснил ситуацию.

— Сколько вам потребуется времени? — спросил он.

— Минут пятнадцать до поворота с трассы.

— Быстрее можете?

— Вертолета у нас нет.

Не успеют, понял Самаров. Если убийца выскочит на шоссе, он сможет переодеться, уничтожить одежду со следами крови и почистить салон автомобиля в любом поселке. Он хорошо знает эти места. Остается лишь один вариант, чтобы перехватить такси с преступником до выезда на трассу.

Самаров нашел в мобильном телефоне последние входящие и нажал кнопку вызова.

Да что же это за правоохранительная система, если следователь вынужден просить помощи у детей инвалидов!

На переднем сиденье автобуса испуганная Валентина Николаевна. Он кивает собеседнику в трубке и безвольно опускает телефон.

— Что? — Воспаленные глаза Марго смотрят на воспитательницу. — Что с Пашей?

— Пока ничего. Павел жив, но…

— Что случилось?

— Звонил следователь. Просит задержать какое-то такси. Таксист убийца.

— Никита! Я чувствовала, что он врет!

— Он не Никита, а двоюродный брат Павла Владимир Соломин.

— Вовчик! Паша рассказывал о нем.

— Если он скроется, то во всем обвинят нашего Павлика, — растерянно лопочет женщина. — Я не понимаю, как мы можем задержать убийцу?

Расширенные глаза воспитательницы с тревогой смотрят на детей, притихших в инвалидных колясках, закрепленных в автобусе. Они явно поняли суть разговора.

— Зато я знаю!

Марго встает и подходит к водителю. Она вглядывается вдаль сквозь лобовое стекло и замечает, как с холма спускается такси. Она узнает машину.

— Перегородите дорогу! — требует Марго. — В такси преступник, он не должен проехать!

Автобус тормозит и останавливается поперек дороги.

— Сзади осталось место. Такси может проскочить по обочине, — объясняет водитель.

— Открывайте двери, включайте подъемник! — командует Марго. — Ребята, отстегивайтесь! Мы должны спасти нашего друга.

Колясочники один за другим спускаются на дорогу. Многим помогает Денис Голубев. Он делает всё решительно и быстро. Марго тоже старается, но одна рука — совсем не то, что две. Девушка понимает, что без помощи Дэна пришлось бы туго, но каждый раз, встречаясь с ним глазами, мечет обжигающие молнии.

— Становитесь сзади автобуса! Перегораживайте путь! — руководит колясочниками Марго.

— Что ты делаешь? А если он не затормозит? — пугается Валентина Николаевна.

— Это не только ради Паши. Это ради нас всех. Должны же мы хоть когда-то постоять друг за друга!

Спускается последний колясочник. Это Вонючка. Ему достается место впереди всех. Дети затихают. Слышен лишь приближающийся рокот мотора. Двенадцать инвалидов-колясочников смотрят на несущийся навстречу автомобиль. Такси уже близко. Машина и не думает тормозить. Вовчик выжимает максимально возможную скорость.

Солнце зависло над лесным склоном за спиной таксиста. Лучи отражаются в стеклах автобуса. Вовчик видит преграду и направляет машину в объезд по обочине. Это единственный путь к спасению. Он уверен в себе и в своем автомобиле.

В какой-то момент блики стекол смещаются и Вовчик замечает непредвиденное.

Какого хрена! Что здесь делают инвалиды? Как эти уроды здесь оказались!

Двенадцать пар глаз детей-инвалидов натыкаются на глаза таксиста. На детских лицах фатальная решимость. В их ограниченной жизни столько плохого, что смерть — это не боль, а избавление от нее. По одному они еще могут впасть в панику, но вместе друг с другом они готовы разделить любую судьбу.

Лицо Вовчика перекошено от бессильной злобы. Он не может понять, что заставило этих мальчишек и девчонок жертвовать собой. Ради чего они хотят остановить его! Что он им такого сделал?! Неужели они не понимают, что полторы тонны металла, разогнанные ста тридцатью лошадиными силами, сомнут их легкие коляски на ручной тяге!

Но есть то, в чем они имеют преимущество. Двенадцать пар глаз против одной. И эти глаза давят и давят невидимой, но осязаемой силой. И чем меньше расстояние, тем сильнее их давление.

Не смотреть!

Вовчик стискивает веки, чтобы не видеть огромные глаза первого самого маленького мальчишки, одетого в футболку с пятнами от еды. В последний миг он замечает, что мальчик катится ему навстречу. Даже сквозь шум мотора он слышит дикий детский крик. Нога на педали газа дергается. Машина подскакивает, словно на кочке, и руль вырывается из потных рук. Грохот ударов, скрежет железа, и Вовчик открывает глаза. Перед ним лобовое стекло в узорах трещин и чистое пространство.

Губернатор Московской области посмотрел бумагу, протянутую помощницей, и удивленно вскинул бровь.

— Двенадцать инвалидов-колясочников и каждый…

— Они вместе перегородили дорогу. Это был их осознанный выбор.

— Это же дети! А где, черт возьми, была наша полиция?

— Немного опоздали. Прибыли через несколько минут.

Губернатор встал, нервно прошелся по просторному кабинету, еще раз заглянул в бумагу.

— Вы считаете, что я должен произнести эту речь?

— Журналисты собрались. Ждут только вас.

— В актовом зале? — губернатор застегнул пиджак и направился к выходу. Помощница семенила сбоку.

— Да. Пришлось демонтировать часть кресел, как обычно делаем на траурных мероприятиях. Сами понимаете, их двенадцать, да еще мы привезли колясочников из нашего интерната.

Губернатор вошел в затемненный зал, направился к гробу, поправил ленты на венке и минуту постоял в общей тишине. Затем он поднялся на сцену. Из общего полумрака его выхватил луч софита. Губернатор сделал жест, чтобы приглушили свет, и достал бумажку.