Дариен тоже рассматривал ее, но спокойно.

— Добрый день, леди Теодосия. Надеюсь, у вас все хорошо?

Их разделяло всего несколько ярдов, но она словно приросла к месту, не в силах их преодолеть, хотя находиться от него на расстоянии было невыносимо.

— Да, благодарю, но очень много дел: завтра мы уезжаем из Лондона.

— Я знаю: герцогиня сообщила.

Их взгляды встретились, но никакие потаенные мысли не были высказаны из-за слуг, сновавших за открытыми дверями. Желание повисло в воздухе между ними, как силовое поле, а заодно и ощущение невозможности совместного будущего.

Но все-таки кое-что она должна была сказать:

— Я не возлагаю на вас ответственность, Дариен. Ни за что.

— Благодарю. Но я сужу себя более строго.

Он жестом указал на дверь, и, подавив вздох, Тея пошла следом за ним из комнаты.

Идти в молчании по улице было неприлично, поэтому Тея нашла тему для беседы:

— Надеюсь, вы не ощутите отсутствие поддержки от моей семьи.

— Мне кажется, я справлюсь… с помощью «балбесов».

Тон, которым он это произнес, был непонятен, как старинный манускрипт.

— Вы теперь не против них?

— Все во благо.

Она опять подавила вздох.

— Что-нибудь слышно от вашего брата?

— Нет. Но ведь он мог уйти в море: преследовать пиратов-сарацин или что-нибудь в этом роде.

Зачем она предложила такую тему? Они даже не могут просто поговорить.

— Сколько еще вы собираетесь оставаться в Лондоне?

— До тех пор, пока не выполню все, что задумал.

— Парламент может заседать очень долго…

Они продолжали беседовать в такой манере, пока, наконец, не вошли в парк. И тут словно что-то треснуло и раскололось.

— Простите меня, Тея: я не хотел причинить вам боль, — но ведь вы знали все с самого начала…

— О какой боли речь? Скорее наоборот…

— Не лгите, — сказал он мягко. — У вас все чувства написаны на лице.

— Хотите сказать, что я ужасно выгляжу, сэр? — Тея улыбнулась неуверенно, но искренне.

— Еще одно замечание, которое джентльмен не должен говорить леди? Вы ведь знаете, что я не принадлежу к приверженцам этикета.

Они держали руки перед собой, и теперь шли бок о бок, очень близко.

— Мне нравятся именно такие джентльмены.

Нравится… Какое неопасное слово!

— А мне — именно такие, настолько совестливые, что испытывают вину, за то, что мы делали.

— Я не чувствую вины. Совершенно. Мечтать о чем-то подобном, наверное, неправильно, но вот о том, что случилось, я не жалею.

Дариен мягко прикоснулся к ее руке, и они двинулись вперед по дорожке, обсаженной по сторонам деревьями, словно вышли с одной-единственной целью — подышать свежим воздухом.

— Чувство вины и страх — хорошая защита, — заметил Дариен.

— Вы хотите, чтобы я чувствовала себя виноватой?

— Я хочу, чтобы вы были защищены: от физического ущерба, от любого дискомфорта. От меня наконец.

— Общение с вами ничуть не опасно, — заверила его Тея. — То, что случилось на маскараде, могло произойти с кем угодно. Это не имеет никакого отношения к вам лично.

— То, как я действовал, — имеет.

— Вы спасали меня.

— Вы сами себя спасли, а я просто наказал обидчика, что вызвало у вас отвращение.

— Я просто была в шоке, — возразила Тея. — Но уже пришла в себя.

— И что, вы больше не думаете, что я кровавый убийца?

— Нет, просто вас легко вывести из себя, — сказала она раздраженно и отвела глаза. — Ладно, зачем вы это сделали? Почему повели себя именно таким образом?

— Потому что я был разгневан и хотел его наказать.

«Смирись с этим или уходи, — говорил его ровный тон. — Я такой, какой есть».

И его цель заключалась в том, чтобы она ушла.

Тея развернулась и пошла обратно, пролепетав, что ей нужно готовиться к отъезду, подобрать дорожное платье, шляпку и туфли. И вообще: что больше подойдет для деревни: туфли, сандалии или полусапожки? Кожаные перчатки или вязаные митенки?

Столько чепухи она никогда не вываливала ни на чью голову, но он это заслужил. Она все говорила и говорила, пока они делали круг по парку, время от времени поглядывая на него. Вид у него был такой серьезный, словно она излагала едва ли не научные истины, хотя Тея не сомневалась, что его голова занята мыслями о лошадях, оружии или о чем-то еще. Она резко остановилась и повернулась к нему лицом.

— Скажите, о чем вы думаете, прямо сейчас!

— О том, что вы будете дорогой женой.

— Которую легко вывести из себя!

Он засмеялся.

— Вы можете такой стать, но пока прекрасно владеете собой.

— И знаю, как быть экономной, — добавила Тея.

— Примерно так же вам известно, как пекут хлеб.

— Вы ведь далеко не бедный! — заметила она. — Почему же вас так волнуют проблемы финансов?

Неужели они и правда говорят о браке — их браке!

— Не бедный, но, оплатив ваш гардероб на один сезон, стану нищим, а мне нужно вкладывать деньги в обработку моих земель, причем многие годы. На тряпки и безделушки будет оставаться совсем немного, да и, по правде говоря, меня все это не очень интересует.

— А лошади? — спросила она с вызовом, и Дариен улыбнулся.

Это была настоящая улыбка, без намека на сдержанность.

— Это не безделушки. Я хочу, чтобы у меня было несколько хороших лошадей, но не так, как у Сент-Рейвена: имея целый табун, он все покупает и покупает, просто из прихоти.

— Он герцог.

— А вы дочь герцога.

— Мне хочется выйти за вас, просто чтобы доказать, что сумею не дать вам попасть в долговую тюрьму, — сказала Тея.

Это было небезопасно: крутиться вокруг такой темы, — но вдруг он и правда надумал жениться? Могла ли и она не думать об этом?

— А что, если меня отправят на флот? Вы, без сомнения, бросите меня на произвол судьбы.

— Нет, я отправлюсь с вами и пущу корзинку по кругу среди моих богатых друзей, чтобы выклянчить несколько пенни.

— Вы не относитесь к этому всерьез, Тея, а должны бы.

Они остановились у пруда, и она сделала вид, что очень заинтересовалась плавающими птицами.

— Вы не высокого мнения обо мне, да?

— Вы моя Богиня, но…

Тея резко повернулась к нему.

— Если вы сейчас скажете, что богини живут в праздности и требуют поклонения, я вас ударю.

— Вы и леди Сара, конечно, нет, но у вас своя сфера общения, у меня — своя. Я не вынесу, если вам придется понизить свой статус.

— Разве боги и богини не спускались с небес к смертным? — И опять в ее словах прозвучал вызов.

— Вы читали сомнительные книги.

— Это вы так называете классику?

— Именно