глазами в мои пальцы, и я краснею от собственной смелости. Если не считать секса, я, наверное, в первый раз сама к нему прикоснулась.

Сглотнув, Воронцов поднимает взгляд:

— Охренеть, никогда не думал, что буду кайфовать от собственного имени, — смущает он меня. — Девочка моя…

Это звучит так нежно и искренне, что я прячусь за ресницами.

— Я понимаю, что ты волнуешься за малыша… — пытаюсь я вразумить Виктора. — Я по глупости навела панику…

— Господи, Варя! — он сграбастывает меня вместе с одеялом и перетаскивает к себе на колени, и я утыкаюсь носом ему во все еще холодный ворот. — Я за тебя волнуюсь! Детей мы сделаем, сколько захочешь. А нет, так у нас есть Тимка и Тиль, — он прижимается губами к моей макушке и бубнит туда: — Надо тебя на курорт…

— Погоди ты с курортом, — хмыкаю я, внезапно чувствуя себя очень комфортно. — А то выйдет как с рыбой.

— Да что за рыбу ты мне все время припоминаешь? — не понимает Воронцов.

— Ну иди, познакомься, — ехидно отвечаю я. — Она в холодильнике третьи сутки размораживается.

Виктор смотрит на меня недоверчиво, но все же решает послушаться.

Возвращается он с лицом один в один та самая горбуша.

— Э… Прости, я по телефону диктовал, наверное, меня не так поняли…

У него такой растерянный вид, что мне становится смешно. Наконец-то Воронцов похож на нормального живого человека, а не на железобетонного босса.

Я хлопаю по постели, приглашая его сесть обратно.

— Давай ты мне расскажешь, что вчера вычитал, и мы с тобой решим, прямо сейчас едем к врачу, или это ждет до плановой консультации.

Виктор недоволен моим решением, но его убеждает аргумент, что я настолько не люблю больницы, что там мне вряд ли станет лучше.

Поковырявшись в телефоне, он находит книгу, которую читал, и озвучивает ее мне. При всех своих достоинствах, Воронцов читает вслух просто отвратительно. Без всякого выражения. Я прекрасно понимаю Тиль, которая засыпает под финансовый отчет в исполнении отца.

Вот и я.

Через десять минут чувствую, как глаза начинают слипаться. Я силюсь дослушать, но проигрываю сну. Последнее, что я разбираю перед тем, как провалиться в сон:

— Что ж ты со мной делаешь, девочка моя. Любимая.

Глава 69

Просыпаюсь я, уплющенная на совесть.

Тяжело. Поверх одеяло я еще укрыта пальто.

В квартире и без того жарко, но Воронцов перестраховался.

Раз его одежда все еще здесь, значит, и сам он недалеко. От этого становится тепло на душе. Не ушел. Высиживал, пока я сплю.

Прежде, чем пошевелиться, я прислушиваюсь к себе.

Все хорошо, никаких пугающих ощущений.

Скорее всего, потому что впервые после получения результатов анализа я не нервничаю.

Виктор, похоже, на кухне. И не один, судя по приглушенным голосам, долетающим оттуда. Выкарабкавшись из постели, бреду на бубнеж и натыкаюсь на Тимошку, который спрятался за углом в коридоре и греет уши.

— Я против, — слышу, как безапелляционно возражает мама.

И притормаживаю, чтобы тоже подслушать. Тимке показываю, чтобы не выдавал.

— А это не вам решать, — злится Виктор.

— Ну уж и не тебе, — фыркает мама. — Папаша…

— Можно тише? Варя спит, — упрекает ее Воронцов.

— Покомандуй еще тут, — огрызается она, но громкость сбавляет: — Решать будет Варя, а ты мне пока не нравишься.

Мы с Тимкой переглядываемся.

Какая у меня смелая мама. Я-то знаю, какое впечатление производит Виктор, когда на чем-то настаивает. Он сначала давит, а потом уже договаривается. Это я сейчас понимаю, что нужно просто переждать первый прессинг, а дальше уже можно вести диалог. А вот первое время я Воронцова побаивалась.

Но, кажется, Виктора не смущает агрессивный мамин отпор.

По крайней мере, в его голосе только типичное раздражение тем, что очередной смертный не согласен с его великолепным планом.

Знать бы еще, в чем он состоит.

— Главное, чтоб я Варе нравился. Мне не привыкать к сложным отношениям с тещей. Я уж как-нибудь переживу.

Теще? Вот так в лоб?

Мама, однако, тоже за словом в карман не лезет:

— Еще один момент, который не вызывает у меня восторга. Ты — разведенка!

Я прыскаю в кулак.

— И что? Мне теперь в монастырь уйти? — почти шепотом возмущается Виктор.

— Вы, мужики, после первого развода, потом всегда готовы повторить…

— Надежда Вячеславовна, а вы, оказывается, доморощенный семейный психолог! Давайте не будем строить дурных гипотез…

Воистину.

Официального предложения мне пока никто не делал.

Да и я не очень уверена, что стоит себя связывать с Воронцовым законными узами. Понятия не имею, как долго продлится его интерес. Я ведь даже не уверена, что правильно расслышала заветные слова…

— Ну-ну, — хмыкает мама недоверчиво.

Интересно, долго они так препираются.

— Надеюсь, вы не станете настраивать Варю против меня. А я сделаю все, чтобы она жила со мной, и я мог воспитывать детей. И если вы не станете ставить палки в колеса, то Варя рано или поздно согласится переехать…

Пока я хлопаю глазами, пытаясь сообразить, почему «детей» во множественном числе, Тимка, про которого я забыла, вылетает из своего укрытия и бросается к Воронцову с воплем:

— Моя мама! Моя!

Я выстреливаю за ним, и вижу, что он лупасит Виктора машинкой, зажатой в руке.

Ребенка удается гомонить не сразу.

Лишь после долгих уговоров, что никто меня у него не заберет.

Однако в глазах Тимки, Воронцов, который раньше вызывал восхищение, теряет львиную долю очков. Деть косится на него с подозрением и не хочет от меня отлипать.

Маме с большим трудом удается отцепить Тимку и увести в комнату, чтобы дать нам с Виктором поговорить.

— Как ты себя чувствуешь?

— Хорошо, — и я не кривлю душой. — Только расстроилась, что Тимошка напугался.

— Да, лучше было бы ему сначала все объяснить…

— Знаешь, даже я не поняла, о чем ты говоришь, — я честно признаюсь, что подслушивала.

— Надо как-то и для Тиль подобрать слова, а я даже с мамой твоей не смог договориться, — Воронцов трет лицо руками и крутит шеей.

Похоже, что беседа с мамой стала для него стрессом. Вовсе не так он спокоен, как хочет показать.

— Смотря что ты собираешься сказать. Маму ты вывел из себя.

— Она с порога на меня взъелась. Слово «папаша» прозвучало раз сто. Думал, я ее успокою, сказав, что принимаю ответственность, но не угодил. Она меня готова была сожрать живьем, — жалуется Виктор.

Мама иногда бывает жесткой. Я об этом забываю, потому что в семье это не проявляется. Но надо думать, что женщина, вырастившая двоих детей одна