– Что это?

Я помнила фразу наизусть.

– «За искренний союз, связующий Моцарта и Сальери, двух сыновей гармонии». Это подарок на помолвку. Расторгнутую помолвку.

Нельсон задумчиво коснулся пальцем блекнущей надписи.

– Интересное вещество… реагирует на изменение температуры и влажности, так?

Я кивнула, отложив шкатулку.

– Моя подруга изобрела его. То есть, сначала она изобрела невидимые термические чернила, чтобы прятать записки, а уже потом, от скуки, это. Она показала состав нашему общему другу, и, когда он просил ее руки, то заказал в качестве подарка такую вещь.

– Почему Моцарт? – Он придвинул ко мне свою чашку и стал наливать остывший кофе. – Ваша подруга им интересовалась?

– Да. – Невольно я снова усмехнулась. – Он ей не нравился, представляете, считала его кривлякой и невежей. Сальери она любила больше. Кристоф знал, поэтому и надпись такая. Вот.

– А кто такой Кристоф?

Сыщик смотрел проницательно, будто мысленно записывая показания. Вот же зануда, мог бы просто еще раз посочувствовать, хотя, возможно, недельный запас человечности он исчерпал, попыхтев на мои ладони на улице. Я со вздохом пояснила:

– Наш друг, работал в книжной лавке. Потом уехал, до сих пор не знаю, что с ним стало. Магазин закрыли. Если подумать, – я подлила себе сливок, – с этого началось вымирание города. Знаете, мы очень скучали по Кристофу, особенно Фелис. Она… с ней летом случилась беда. Мать спуталась с каким-то типом и спалила дом. Когда Фелис приехала, ей так нужна была поддержка… а Кристофа не было.

Я подняла взгляд. Нельсон молчал, глядя через мое плечо, видимо, на новых посетителей кондитерской. Я решилась и закончила:

– Она умерла. Порезала вены, изуродовала лицо еще больше, а ведь после пожара оно и так было ужасным. С тех пор у меня нет подруг. Эта вещь о многом напомнила. Не знаю, что за жестокая шутка, откуда ее вытащили. Я предпочла бы не видеть ее никогда.

Падальщик покачал головой.

– А я думал подарить ее вам. Но если так…

– Погодите! – Я удержала его за руку. – Видите?

В черненом узоре, украшавшем стенки, я только сейчас отчетливо заметила скважину для крохотного ключика. Нельсон нахмурился и поднес шкатулку к самым глазам.

– Потайное дно или дополнительный механизм. Странно. Разломаем?

– Не надо, – попросила я. – Она же не будет играть.

Нельсон усмехнулся.

– Не хотите видеть эту вещь, но и ломать не хотите. Чего же хотите?

– Забыть, – глухо отозвалась я. – И все. Мне очень плохо без Фелисии. Но это не имеет отношения к делу.

Нельсон промолчал и взял с тарелки новое пирожное. Он выглядел задумчивым, даже мрачным. Ничего спросить я не успела: за одним из столиков какая-то женщина захрипела, забилась, а через несколько секунд рухнула на пол.

[Томас]

Джил, перегнувшись через стойку, держала за запястье круглого, низкорослого, хорошо одетого лысого господина. Тот громко и возмущенно вопил:

– Что происходит? Пустите меня!

Двое подоспевших коридорных взяли его в клещи. Я торжествующе усмехнулся и подмигнул Артуру.

– Похоже, все сделали за нас. И похоже, я приношу удачу. Пойдемте, глянем на отравителя.

Токсиколог нахмурился, но не ответил, встал и направился к задержанному. Джил помчалась во внутренние комнаты – звать хозяина заведения и вызывать наряд. Приблизившись, я внимательно вгляделся в лицо преступника, – ухоженное, открытое, лоснящееся от обильного пота. Вроде бы и не сумасшедший, хотя черт разберет… Жирный тип, встретив мой взгляд, сглотнул, но тут же, точно спохватившись, забился еще неистовее.

– Вы не имеете права, какого…

– Я начальник Скотланд-Ярда, сэр. – Я изобразил самую любезную улыбку. – И учитывая сложившуюся ситуацию, я имею право арестовывать всех, кто вызывает у меня подозрение. Покажите ваши руки.

Он молча протянул мне кисти запястьями вверх.

– Ладони.

На лице мелькнуло смятение, потом мужчина обреченно подчинился.

– Интересно. – Артур, наклонившись, стал изучать остатки коричневого порошка на подушечках пальцев. – Сами скажете, что это?

– Клянусь, это…

– Вывернете карманы, – потребовал я.

Снова он, видимо, отчасти парализованный моим резким голосом, подчинился. На пол выпала картонная коробочка, полная такого же порошка. Сальваторе поднял ее.

– Будем проводить экспертизу на стрихнин.

В глазах нашей жертвы отразился уже настоящий ужас. Я торжествовал: попался! Вскрыть бы ему брюхо прямо здесь, за всех этих отравленных детей, моего констебля и…

– Я клянусь! Это не стрихнин! Я не убийца, я всего лишь…

– Мистер Бэнсон!

Рокочущий голос раздался со стороны стойки. К нам в сопровождении Джил шел сам хозяин «Шоколадного дома», мистер Харви Харт, – высокий тощий мужчина с подбородком таким длинным и таким выпирающим, что впору вешать шторы. Своими узловатыми пальцами мужчина угрожающе похрустывал, будто собираясь в ближайшее время подраться. Желчное лицо стремительно, неровно краснело.

– Знаете его? – удивленно спросил я.

Харт очень недобро усмехнулся и взмахнул рукой.

– Конечно. Чарли Бэнсон, хозяин «Конфетной колдуньи», кондитерской в другой части набережной. Ему не дает покоя недавно полученное мной звание «Поставщик двора Ее Величества». – Он перевел взгляд с меня на своего поверженного врага. – Я, конечно, знал, что ты завидуешь, но чтобы убивать людей… да тебя повесят, друг мой. Я, пожалуй, приду посмотреть.

Казалось, последнее добило неудачливого кондитера: он взвыл, рванулся и упал на колени. В первый миг я решил, что Бэнсона хватил удар, но все было хуже.

– Стой, скотина! – запоздало завопил я. Арестованный уже подбирал с пола крупинки злосчастного коричневого порошка и запихивал в рот.

Джил пришла в себя и тоже завизжала:

– Остановите самоубийство!

Артур рывком поднял кондитера, а тот, вцепившись в его запястья, вдруг выпалил:

– Я докажу, что это не стрихнин! Докажу! Смотрите!

– Что ты тогда хотел подсыпать в мои пирожные? – громким хорошо поставленным голосом спросил Харт, поминутно косясь на заинтригованных посетителей. Он торжествовал победу и наслаждался собственным балаганом. Конкурент мучительно скривился.

– Я готов поехать в Скотланд-Ярд.

– Такая возможность обязательно будет! – Обескураженный, я схватил его за грудки. – Ах ты гаденыш…

– Сэр, я попрошу без…

Он вяло трепыхнулся, а не стоило. Я встряхнул его и рявкнул громче: