И он сделал ей предложение незадолго до Нового года.

* * *

Кофе, тарелка баранины с печеным картофелем согрели, прибавили сил. Еще бы покурить в тепле, и было бы совсем хорошо. Но курить в кафе нельзя. Ни в Париже, ни теперь у нас.

Топкин сидел за столом, катал меж пальцами сигарету, готовился к выходу на улицу. Настраивал себя.

Выходить не хотелось; он и не знал, что так боится холода – аж подташнивало от мысли о нем. Ждет, караулит за дверью и сразу накинется, полезет под куртку, сожмет ледяными пальцами голову…

– Сибиряк не тот, кто не боится холода, а тот, кто правильно одевается, – сказал себе и засмеялся. Довольно, кажется, громко, потому что люди за соседними столиками обернулись.

А с Алиной было ему тепло и уютно. Она не мучила суховатой красотой, как Ольга, не сжигала страстью, как Женечка. Никогда не лезла целоваться, не забиралась рукой под трусы, но и не бывала холодна и неприступна. Иногда смотрела с молчаливой и несмелой надеждой – «может, обнимешь?» – и он обнимал. Ему было удобно с ней все эти восемь лет и большего не хотелось.

Не предохранялись, но в первые два года Алина не могла забеременеть. Только стали всерьез беспокоиться, решили сдавать анализы, это случилось. Родился мальчик. Топкину не пришлось очень уж страдать от бессонных ночей, пеленок и прочего – мать Алины большую часть забот взяла на себя. Это его тоже устраивало.

Сын Данька рос, постепенно превращаясь из младенца в человека, а потом стал другом, маленьким мужичком, рассудительным и серьезным; жена заботилась о доме, муже и сыне. И когда Топкин уверился, что так оно и будет дальше долго-долго… Ну не совсем так, не статично, а как положено: они с Алиной матереют, потом медленно стареют, а Даня и, даст бог, еще ребенок – лучше дочка – взрослеют, расцветают, становятся им помощниками, защитниками… Да, когда он уверился: так оно и будет, как в правильных семьях, – их семья раскололась, а потом погибла.

Но сначала была свадьба.

Андрей к ней не готовился, не волновался, как в первый раз, во второй. Денег давал в меру, да Алина и не просила много. Сходил в универмаг «Саяны», выбрал хороший светло-серый костюм, туфли в тон, заодно отметил, что «Джент» исчез, вместо него появился салон стиральных машин. Подстригся в парикмахерской, купил два золотых кольца в ювелирке.

У Михаила был разработан целый сценарий свадебной церемонии по казачьему образцу, но из-за морозов пришлось от многого отказаться. Больше всего Михаила и его друзей-казаков расстроило, что не удалось уговорить молодых провезти их на дрожках от Каа-Хема до загса в центре Кызыла.

«Мы ведь замерзнем, Миш! – чуть не плакала Алина. – Не надо, пожалуйста».

И Андрей поддержал:

«Не стоит: минус тридцать пять обещают».

Вообще, ему в эти дни было не до веселья: родители и сестра отказались приехать. Татьяна недавно родила первого долгожданного ребенка – сына Юру, а родители…

Из староверов они за последние годы превратились в настоящих эстонцев. И это в без малого шестьдесят. Переоделись в европейское, выучили язык, перебрались в Тарту. Мама устроилась воспитательницей в частный детский сад, где были в основном дети этнических русских, а папа – инструктором в местную дружину «Кайтселийта» – Союза обороны.

Ссылались на рабочие дни – «а на двое суток что нам срываться?» – на самочувствие, но было видно, что им не хочется сюда, в Россию, в Сибирь, а может, не только не хочется, но и нежелательно… Андрей прямо так, со слезами, не настаивал, хотя стало обидно и неловко: каким-то сиротой жениться при живых родителях. Когда была свадьба с Женечкой, этой неловкости не чувствовал.

Договорились, что родители и Татьяна будут участвовать в свадьбе по скайпу. Андрей поначалу не мог понять, что это.

«Ты что, – как-то насмешливо ответил папа, – великая вещь. Недавно изобрели, и у нас тут все пользуются. Типа бесплатного видеотелефона. Сейчас пришлю ссылку, установи в компьютере».

Накануне свадьбы Михаил привез Андрею домой несколько сумок с вещами Алины. Это было частью обряда. На ночь невеста осталась у родителей, а Андрей почти не спал. Не то чтобы взвешивал свое решение, сомневался, перепроверял, мучился. Да нет, в общем был спокоен. Но не спалось.

Где-то за этим спокойствием билась, как пульсик, надежда, что уж эта попытка создать семью окажется последней. Последней, потому что удачной.

И несколько последующих лет можно считать счастливыми, но… но пустоватыми. А почему «но»? Когда ты счастлив, когда нет встрясок, ссор, выматывающих нервы выяснений отношений, не замечаешь, как щелкают дни, недели, месяцы. Тебе спокойно и хорошо.

Родители явно пожалели, что не приехали. Еще когда поздравляли молодых, на экране ноутбука с любопытством разглядывали Алину, улыбались ей, были, кажется, искренне рады за сына. А недели через две стали настойчиво приглашать провести в Эстонии медовый месяц.

«У нас с середины марта весна совсем. Отдохнете, полюбуетесь Старым городом, морем подышите, узнаете наш милый Тарту».

Андрей не брал на работе полноценный отпуск уже года два – так всё, по три дня, по неделе, Алина, переехав к нему, собиралась уйти из того магазина в Каа-Хеме и сейчас искала место поближе к их дому, пока безуспешно. Деньги, подкопленные, подаренные на свадьбу, имелись, и решили поехать. Андрей нашел дополнительную причину:

«Хоть на племяша гляну».

Получение приглашения, подготовка и отсылка документов на визы, ожидание виз… Яростным противником поездки стал Михаил:

«На хрена вам сдалась эта Эстония? Она вон под америкосов ложится, ноги раздвигает шире некуда, русских гнобит, а вы…»

Андрей вяло оправдывался:

«У меня там родители, сестра».

«Они русские у тебя?»

Андрей кивал.

«Ну так пусть сюда и едут. Вам-то на хрена?! Бабло еще в их кормушку сыпать. Сколько они за визу дерут?»

«Да ладно, мелочь. Красиво там, Алина посмотрит».

«Лучше б в Томск съездили, в Иркутск. Во, на Байкал!»

Сам Михаил, кроме Северного Кавказа, где служил, и Красноярска с Абаканом, нигде не бывал. О той России, что за Уралом, чаще всего говорил, как о чем-то почти чужом, считая Сибирь отдельной страной. То ли сам наткнулся, то ли друзья-казаки подсказали почитать Потанина – «не олигарха этого, а правильного, в начале прошлого века жил», – и теперь часто о нем вспоминал, цитировал наверняка очень вольно, приписывая ему свои мысли:

«Сибирь сама себя всем обеспечивать может. Здесь все есть, чтоб рай земной устроить, а не быть придатком. Сперва каторжан спихивали, ворьем всяким, душегубами набивали, теперь нефть выкачивают, газ, тайгу рубят, реки вон все в гнилые водохранилища превратили. И всё, сука, на экспорт, в Китай. Создать Сибирскую республику от Байкала до Тюмени и жить королями. Без Москвы и китайцев».