«Венская система» с ее гарантией нерушимости европейских границ побудила Александра отказаться от завоевательных планов, и Николай постоянно подтверждал верность этому принципу, но он изобрел иную терапию для лечения «европейского больного»: учреждения над ним опеки и проведения череды ампутаций. Первая из этих целей достигалась превращением Турции в российского сателлита – тогда заветные проливы открывались и закрывались бы по воле царя. Европейским державам подобная перспектива, конечно, не нравилась, однако нарушения Венских договоренностей тут не было. (Англия с Францией активно действовали в том же направлении – по временам успешно.) Иное дело – «ампутации», то есть отсечение от Турции христианских регионов и предоставление им независимости. Политический расчет Петербурга строился на том, что новые страны Балканского полуострова, обязанные своим появлением российской поддержке, станут послушными союзниками.

На деле способствуя национально-освободительным движениям на территории Османской империи, Россия всячески изображала свою непричастность к этим восстаниям. В. Ключевский описывает этот повторяющийся спектакль в ироническом тоне: «…Племя восставало против Турции; турки направляли на него свои силы; в известный момент Россия кричала Турции: „Стой!“; тогда Турция начинала готовиться к войне с Россией, война проигрывалась, и договором восставшее племя получало внутреннюю независимость, оставаясь под верховной властью Турции. При новом столкновении России с Турцией вассальная зависимость уничтожалась».

Однако дипломатические декларации Петербурга никого в Европе, конечно, не обманывали. Для Англии, Франции (да и Австрии, имевшей собственные планы касательно Балкан) «Восточный вопрос» постепенно начинал звучать иначе: как положить конец николаевской экспансии?

Решением «Восточного вопроса» в этой новой его формулировке станет «Восточная война» 1853–1856 годов. В исторической перспективе события предшествующих десятилетий выглядят не более чем прелюдией к общеевропейскому макроконфликту. Его бы не произошло, если б Россия в своей турецкой политике не добилась ряда военных и дипломатических побед.

Как уже говорилось, Александр I устоял перед искушением воспользоваться греческой революцией в национальных интересах своей страны. Новый император, точно так же не одобряя повстанцев, взбунтовавшихся против пускай мусульманской, но законной власти, повел себя иначе. Неожиданным союзником здесь оказалась Англия, у которой были свои причины поддержать греков – не в последнюю очередь надежда ослабить австро-российский союз, основу Венской системы. (Вену очень тревожило, что православная Греция станет русским плацдармом на Балканах.)

Весной 1826 года, то есть всего через три месяца после восшествия Николая на престол, в Петербурге был подписан англо-русский протокол о совместных действиях. Вслед за тем Россия предъявила Турции ультиматум: признать греческую автономию (о перекраивании государственных границ речи пока не шло). Заодно уж Порта должна была даровать самоуправление Сербии и предоставить России свободу прохода через проливы. Франция присоединилась к протоколу, Пруссия уклонилась, Австрия же и вовсе заявила протест. Но довольно было солидарности и трех держав; в 1827 году они подписали Лондонскую конвенцию. В документе шла речь о мирном посредничестве в переговорах между султаном и греками, но имелась и секретная часть, где стороны уславливались в случае необходимости применить силу.

Махмуд II на давление не поддался. Собственных сил для отпора у него не хватало, и он обратился за подмогой к египетскому наместнику Мухаммеду Али-паше, который фактически давно уже являлся независимым владыкой и был могущественнее своего номинального сюзерена.

В Наваринской бухте (полуостров Пелопоннес) собрался турецко-египетский флот. К тому же месту прибыла и объединенная англо-французско-русская эскадра – формально для защиты международного мореплавания, на самом же деле для того, чтобы заставить Турцию покориться.

Демонстрация силы, особенно двухсторонняя – тактика взрывоопасная. Пугая турок, союзники чересчур приблизились к их якорной стоянке, и вследствие недоразумения началась пальба, переросшая в полномасштабное сражение. Невзирая на поддержку береговых батарей, флот султана был истреблен и потоплен, погибло 6 тысяч турецких и египетских моряков. Качество кораблей и экипажей у европейцев было несравненно выше.

Наваринское сражение. И.К. Айвазовский

Сражение при необъявленной войне в эпоху, когда уже сложилось твердое представление о международном праве, было чем-то неслыханным. Допустим, в подцензурной России только ликовали, славя Наваринский бой как триумф отечественного флота (хотя вообще-то союзниками командовал английский адмирал Кодрингтон), но в Европе с ее свободной прессой реакция была совсем не бравурной.

В Лондоне продолжала заседать конференция по греческому вопросу. Постановлением этой конференции от 4 ноября 1828 г. и протоколом от 10 марта 1828 г. греческая область Морея, занятая в конце 1828 г. французами, была вверена охране союзных держав, а протокол от 10 марта 1829 г. выработал детали будущего устройства Греции. Греция провозглашалась автономным турецким протекторатом; эта зависимость выражалась в уплате ежегодно дани в 1,5 млн пиастров. Ее внутреннее управление должно было быть независимым. Правителем должен был стать принц-христианин, не родственный династиям, правящим в Англии, России или Франции, причем государственное устройство должно было «приближаться» к монархии.