— Говорят, у Марцеллинов ты держалась молодцом, — начал мальчишка. Он выглядел старше, будто ему тоже наконец позволили взрослеть. Его голос стал куда ниже и грубее. — Рад за тебя. Рано или поздно клоны понадобились бы. По-моему, сейчас момент самый подходящий.

— Я думала, ты меня забыл.

— Встречаться нам не следует. Мне очень жаль, Абигейл, правда жаль. То, что произошло на уровне концернов, меня не касается. Тебя, наверное, тоже. Мы были пешками в руках взрослых. Веду я лишь к тому, что мы снова можем дружить. Мне очень хотелось бы.

— Нет, мы не можем.

— Тебя послушать, ты сама решаешь что да как. Ты впрямь заняла место своей матери?

— Тебя это не касается.

— Раз уж зашла речь… Извини, что я так говорил о ней. На резкость я не имел права. Но ведь рано или поздно ты выяснила бы. А то у нас с тобой получалось нечестно — я знал о тебе больше, чем ты сама.

— Ну, не бери в голову.

— Не буду. Только, поменяйся мы ролями, ты бы себе такую жестокость не позволила. Кстати, у нас с тобой есть неоконченное дело, помнишь?

В мечтах я покоряла Вселенную, дробилась на тысячу кристаллообразных осколков и оживляла каждый искрой своей личности. Мальчишка казался отголоском опостылевшего прошлого. Пусть исчезнет и заберет с собой мое детство.

— Нет у нас неоконченных дел.

— А Палатиал? Мы же недоиграли, — напомнил он.

О Палатиале я и думать забыла. Мир в нем не изменился с тех пор, как мы в последний раз вышли из портала.

— С играми покончено.

— Не обязательно. Я к тебе прилететь не смогу, но есть другое решение. Один из Палатиалов случайно попал ко мне в руки.

— Мы же все равно не встретимся.

— А нам и не надо. Игры можно синхронизировать — я войду в свой Палатиал и вольюсь в сюжет твоей игры. Я буду в Черном Замке, ты — в Облачном Дворце, но играть мы станем вместе. Я пошлю гонца — он окажется у твоих ворот. Ты отправишь армию — ее встретят мои воины. По замыслу создателей в игру играют именно так. Разумеется, будет временна́я задержка, но это скажется только на разговорах с глазу на глаз. В Палатиале на всё часы уходят — это и есть доиндустриальное общество.

— Нам нельзя играть.

— Еще как можно, даже нужно! Не зря же я с таким трудом добывал игру! Я о тебе думал… об игре, в которую мы недоиграли.

— Нам не позволят.

— Сделай так, чтобы позволили. Авторитет у тебя теперь есть или скоро будет. Вот и используй его. Потребуй, чтобы твой Палатиал соединили с моим. — Мальчишка отодвинулся от камеры. — Граф Мордекс будет тебя ждать. Пожалуйста, не подведи его.

В назначенное время мы с Портулак ждали на посадочной площадке восемнадцатого уровня. Геспера привезли в заднем отсеке флайера, принадлежащего Линии Горечавки. Порывистый западный ветер трепал флаги на мостах и переходах между башнями. Пыль царапала щеки, резала глаза. В такую погоду имирийцы если и поднимались в воздух, то исключительно на летательных аппаратах. Я радовался, что больше не наблюдаю за допросами, только под ложечкой сильно сосало.

— Вот он! — Портулак показала на кораблик-букашку, который несся к нам, неистово трепеща бледными крылышками.

Кораблик замер в потоке яркого света, и я приложил ладонь ко лбу, чтобы заслониться от солнца. На миг показалось, что букашка развернется и улетит.

— Кто это?

— Представитель научного совета. Подробнее Джиндабин не объяснила.

Наконец пилот решился пойти на снижение. Корабль коснулся площадки, и из овальной кабины вышел имириец. Спускался он спиной к нам, крепко держась за поручни, и уже на площадке обернулся. На нем был объемный черный наряд с меховым воротником и манжетами, а еще с карманами, ремешками и клапанами. Толстый рифленый воздуховод тянулся по нижнему краю наряда и поднимался к дыхательной маске, которая висела под подбородком. Глаза имирийца защищали очки; к нам он шел быстро, чуть вразвалочку.

— Я Портулак, — представилась моя спутница. — Это Лихнис, он тоже шаттерлинг Горечавки. Спасибо, что согласились нам помочь.

— Согласился? Меня никто не спрашивал — обязали помочь вам, и все.

Как и у магистрата Джиндабин, у прилетевшего была шерстка медового цвета, но испещренная белыми пятнами — признаками стресса, возраста или просто нарушения пигментации.

— Так вы против? — спросил я.

— Разумеется. Будь моя воля, я бы даже на орбиту Невмы вас не пустил.

— Сурово, — заметил я.

— Шаттерлинг, я изучаю Фантом Воздуха всю сознательную жизнь. Пока ваши корабли не появились у нашей планеты, он так не нервничал. Вы Фантому не нравитесь, он мечтает вас спровадить. Если честно, я тоже.

— Приятно, когда тебе рады, — съязвил я.

— Ничего личного, шаттерлинг.

— Конечно-конечно. Простите, как мне к вам обращаться?

— Зовите меня мистер Джинкс.

— Мистер Джинкс, простите, что создали вам столько проблем, — начала Портулак. — Мы должны помочь раненому другу. Он хотел встретиться с Фантомом. Это последнее, что он сообщил, пока еще мог подавать сигналы. Вы ведь понимаете, почему мы стараемся ради него?

Единственным выражением сочувствия, если мистер Джинкс его испытывал, стало сухое «кхм-кхм». С другой стороны, он мог и горло прочищать, потому что давился раздражением.

— Мы уже опаздываем, — проговорил он, начисто игнорируя то, что мы с Портулак пришли в условленное время. — Я бы сейчас не рискнул приближаться к смотровой башне. Что ж, непунктуальность у вас в крови. Готовы следовать за мной?

— Раненый друг с нами, — кивнул я на задний отсек флайера. — Не взглянете на него?

— Мое мнение ничего не изменит.

— Я лишь подумал…

— Шансы на успех у вас ничтожны, а получить ранение или погибнуть, напротив, — очень велики. — Мистер Джинкс развернулся, заковылял к своему кораблику и через плечо скомандовал: — Летите за мной на безопасном расстоянии и ни в коем случае не отклоняйтесь от моей траектории.

Мы вернулись на флайер.

— Не абориген, а само обаяние. Радует, что он за нас горой.

— На его месте я бы тоже расстроилась, — сказала Портулак, усаживаясь в свое кресло. — Получить указание сверху исполнять наши прихоти! Неудивительно, что он немного зол.

— Ага, немного.

Мистер Джинкс мгновенно набрал высоту, развернулся и рванул прочь, лавируя между башнями Имира. Портулак пустила наш розовый флайер следом, и ускорение прижимало нас к креслам, пока не сработал амортизатор. У кабины не было фонаря, лишь два козырька у передних сидений. Секунду-другую нас хлестал ветер, потом машина окружила себя аэродинамическим полем. Тряска тотчас прекратилась, и стало тихо, как внутри дирижабля.