радиостанцию и палатку гидрологов, стала быстро сходиться. Буквально прямо у нас на глазах вырос трёхметровый вал торосов. Положение становилось критическим. Зяма, недолго думая, выпустил две красные ракеты – тревога. Строители дороги примчались на помощь. Но что мы могли поделать с разгулявшейся стихией? Льдина стала покрываться сеткой морщин-трещин. Некоторые из них задышали. Заторосило у рабочей палатки гидрологов; кое-как очистив её от ледяного панциря, её перенесли в безопасное место. Одна из старых трещин разошлась уже на три с лишним метра, отрезая нам путь к отступлению. С треском лопнула льдина под тамбуром жилой палатки гидрологов, и новая трещина зазмеилась рядом с палаткой гляциологов. Следом за ней задышала и расползлась на несколько метров трещина, разорвавшая несколько дней назад их рабочий павильон. За ними угрожающе зашевелились доселе молчавшие главные валы, едва не погубившие недавно нашу станцию. Мы метались по лагерю, перетаскивая с места на место наше добро. Впрочем, угадать, какое место действительно безопасно, было невозможно. Всё трещало и рвалось, не подчиняясь никаким логическим законам. Только к вечеру, когда мы совершенно выбились из сил, подвижки прекратились так же неожиданно, как и начались, и мороз принялся наводить порядок на трещинах, сковывая их льдом.

Эвакуация среди торосов

Едва рассвело, как Сомов, Никитин и Яковлев пошли обследовать лагерь. Он сейчас напоминает селение, затерянное в горах, с той только разницей, что горы в любую минуту могут прийти в движение. Зрелище разгрома, учинённого природой, было удручающим. Бесчисленные трещины избороздили льдину вдоль и поперёк. Исследовав состояние буквально каждой из них, измерив высоту каждого вала торосов, высота которых достигала местами восьми метров, они пришли к неутешительному выводу: дальнейшее пребывание в старом лагере невозможно и надо как можно быстрее эвакуировать всё имущество на соседнюю льдину, оказавшуюся целой и невредимой. Правда, она была чертовски мала, каких-нибудь 150 на 200 метров, но это всё, что есть сегодня в нашем распоряжении. Некоторые упрямцы пытались отсрочить переезд. И не только потому, что перетаскивание нашего имущества требовало гигантских усилий. Уж больно жалко было покидать насиженное место. Однако Сомов был непреклонен. И эвакуация началась.

Поскольку все аварийные запасы, документы, важнейшая аппаратура уже покоились на соседней льдине, пора было заняться палатками. Это оказалось непростым делом. Утеплённые толстыми снежными обкладками, сцементированными морозом, они буквально вросли в лёд. Смёрзшийся снег с трудом поддавался ударам пешнёй и топором. Первой на очереди была палатка радиостанции, и после двухчасовой работы она была водружена на нарты и перевезена на новое место. За ней последовала жилая палатка гидрологов. Но ледяной дот гляциологов оказался нам не под силу. Наша аэрологическая палатка тоже обречена. Её можно было бы извлечь из-под снега только с помощью экскаватора. Пришлось удовлетвориться двумя. Но и они, обледеневшие, насквозь промёрзшие, оказались неподъёмными. А ведь на очереди оставались тонны других грузов – метеобудка, катушки с тросом, гидрологические лебёдки и множество разных необходимых вещей. Пожалуй, мы бы справились с этой задачей, решив остаться на соседней льдине. Но ведь нам предстоял переезд в новый лагерь. А сколько до него километров? Теперь все взоры с надеждой обращены на Комарова: удастся ли ему оживить свой автомобиль? Пока что «газик» стоит рядом с мастерской, до самых бортов заполненный снегом. При взгляде на этот промороженный, заиндевевший агрегат в голову закрадывается мысль: неужели удастся его оживить? Мы нерешительно топтались на месте, пока сердитый окрик Комарова не привёл нас в чувство.

– Ну что вы стоите, ворон ловите, – гаркнул он, – беритесь за лопаты и расчищайте сугроб!

Команда была исполнена незамедлительно, и вскоре машина уже стояла на ровной, утоптанной площадке.

Комаров прихрамывающей походкой обошёл машину кругом, постукал ногой по скатам, а затем, подняв крышку капота, засунул под него голову. Он долго копался в моторе, а мы стояли рядом, полные надежды на чудо. Наконец Комар спрыгнул на снег, неторопливо вытер руки ветошью и, сказав, «всё в ажуре», обратился к Дмитриеву:

– Давай, Санёк, тащи аккумулятор.

Распеленав источник электроэнергии, Комаров установил его на раму под капотом, тщательно зачистил наждачной бумагой свинцовые култышки и, насадив на них клеммы, туго затянул барашки. Тем временем Ваня Петров уже намотал ветоши на длинный железный штырь, обмакнув его в банку с бензином, и поднёс спичку. Факел мгновенно вспыхнул, и дымные языки пламени осветили сосредоточенные лица окружающих. Комаров, став на колени, долго водил факелом по днищу машины, отогревая застывшие узлы. Я притащил два ведра горячей воды, залил её в радиатор. Комаров проверил рейкой уровень бензина в баке и протиснулся на сиденье за баранку. Все замерли в ожидании. Но Комаров продолжал сидеть не двигаясь, словно не решался нажать на стартёр.

– Ну давай, Семёныч, не томи, – первым не выдержал Дмитриев.

Комаров только отмахнулся, но вдруг решительно повернул ключ зажигания и нажал педаль стартёра. «Уу-уу-уу» – натужно, словно просыпаясь, заурчал стартёр. Но двигатель не подавал признаков жизни. Комаров выждал несколько мгновений и вновь нажал на педаль, и вдруг – это был незабываемый момент – двигатель рыкнул раз, другой и, чихая и фыркая, загудел, выстреливая облачка чёрного дыма из выхлопной трубы.

– Ура! – заорал Дмитриев, и все подхватили этот радостный крик. Комаров выжал сцепление, включил скорость, и «газик» рывком двинулся с места, покатил по льдине, громко фукая ещё не прогретым двигателем. Теперь нам не страшно никакое переселение.

Вооружившись пешнями, топорами и лопатами, мы дружно принялись за прокладку автомобильной трассы. Впереди шли разведчики – Яковлев с Петровым со щупами в руках. За ними следовали строители. Колонну замыкал «газик» с Комаровым за баранкой. Они удалились уже метров на двести, когда лёд в старом лагере вновь пришёл в движение. Всё загудело, затрещало, словно природа, опомнившись, решила возместить упущенное.

Я выпустил одну за другой три ракеты, подавая сигнал тревоги. Прямо на моих глазах трещина под миляевской палаткой расползлась метров на десять, а следом за ней треснул лёд под палаткой-баней. Края трещины мгновенно разошлись, и «баня» повисла над глубоким обрывом, грозя свалиться при малейшем новом толчке. Подбежавшие Курко с Никитиным, ухватив её за торчащие дуги, с трудом отволокли от края обрыва.

На следующий день мы заторопились с переездом в новый лагерь. Одни ремонтировали дорогу, другие свозили на нартах грузы для «газика». Работы всем хватало. Наконец загруженный под завязку автомобиль отправился в свой первый рейс. Погода была ясная, безветренная, хотя синий столбик в спиртовом термометре не поднимался выше -45 ˚С. Безоблачное небо казалось прозрачным и отливало опалово-розовым. Из-за торосов уже посверкивали первые лучи приближающегося солнца.