— Рой здесь. — Я показала Никите на песок.

— Сама рой! — огрызнулся он, снова напомнив мнепокойного Коляна, но тут же сообразил, что ему придется развязать мне руки, ипередумал.

Он огляделся в поисках какого-нибудь инструмента и заметилту самую фанерку, которой я воспользовалась прошлый раз.

Подозрительно оглянувшись на меня, произнес:

— Только попробуй сойти с места — пристрелю! Однакопистолет ему пришлось засунуть за ремень, чтобы освободить руки.

Никита опустился на колени и начал копать.

Я крошечными шажками, стараясь не издать ни звука, отходилав темноту, понимая, что в моем распоряжении не больше десяти-пятнадцати минут.

Куча песка быстро убывала.

Неожиданно под ногой хрустнула щепка.

Никита вскочил как подброшенный пружиной, выхватил из-запояса пистолет и рявкнул:

— Я тебе ясно сказал — стоять на месте! Пристрелю кчертовой матери!

Я замерла в страхе. Логика говорила, что он не убьет меня,пока не найдет денег, но он такой псих, что его поступки не подчиняются логике.

Никита подтащил меня ближе и снова принялся за работу.

Прошло еще несколько минут, и он расчистил крышку люка.

— Открывай, — сказала я почему-то шепотом. Онподнял крышку, и я увидела знакомую спортивную сумку.

Если Никита при виде ее наверняка обрадовался, то для меняэто был, можно сказать, смертный приговор. Пока он не нашел денег, я была емунужна, теперь настал критический момент, когда я сделалась лишней и чрезвычайноопасной.

Он с заметным усилием вытащил баул из тайника, поставил нагрязный цементный пол и потянул «молнию».

В первый момент наступила гнетущая тишина, а затем Никитаразразился таким отборным и высокохудожественным матом, что его заслушались быгрузчики в одесском порту.

Заинтригованная его реакцией, я вытянула шею и заглянулачерез Никитино плечо в сумку.

Денег в ней не оказалось, зато был битый кирпич.

— Ты, сука, думаешь, лоха нашла? — Он повернулсяко мне, скрипя зубами от злости. — Думаешь, надо мной можно так издеваться?Ты пожалеешь, что на свет родилась!

— Деньги были здесь… — ответила я совершенноискренне. — Когда я прятала сумку, доллары лежали в ней!

— Тогда объясни мне, убогому, куда ониподевались? — с дурашливой улыбкой, плохо скрывающей ярость, осведомилсяНикита. — И советую тебе сделать это как можно скорее, а то мое терпениеуже на исходе!

— А она все равно не знает, где деньги! — раздалсяу него за спиной спокойный мужской голос. — Это я их отсюда забрал.

Никита волчком развернулся на месте, но все равно опоздал:Олег, появившийся из темноты, быстрым красивым движением выбил из его рукипистолет.

Никита снова грязно выругался и отскочил в сторону,заслонившись мной, как щитом.

— Ты еще кто такой? — проговорил он, злобносверкая глазами. — Откуда взялся на мою голову!

— Не думаю, что тебе надо это знать, —презрительно ответил Олег. — Если не хочешь больших неприятностей, оставьдевушку в покое.

— Интересно, что ты называешь большиминеприятностями? — усмехнулся Никита, и я почувствовала сквозь одеждухолодное острие ножа. — По-твоему, все, что происходило до сих пор, —это неприятности маленькие?

— Большими я называю переломы рук, ног и ребер, —охотно отозвался Олег, — которые я тебе гарантирую, если ты немедленно неотпустишь девушку!

— Вот что, бойскаут. Я так понимаю, тебя с этой сучкойсвязывают теплые дружественные отношения, поэтому, если хочешь, чтобы онаосталась жива, ты сейчас будешь стоять на месте, как девушка с веслом, и несойдешь с этого самого места еще пятнадцать минут, а до завтрашнего дня вернешьмне деньги. Иначе у нее действительно будут большие неприятности… Лично ябольшими неприятностями называю медленную и мучительную смерть. Понял? —издевательски процедил Никита, медленно отступая и волоча меня за собой.

— Не понял, — спокойно отозвался Олег, — мнена эту девчонку совершенно наплевать, можешь делать с ней все, что хочешь…

Вот уж не ожидала от него такой подлости! Конечно, яподозревала, что Олег черствый, сухой, толстокожий тип, но чтобы он такспокойно отдал меня на растерзание разъяренному бандиту!..

Гнев придал мне силы и решительности, я взвизгнула и изовсех сил пнула Никиту пяткой. Кажется, я попала по колену, во всяком случае, оночень цветисто выругался и на секунду выпустил меня.

И в этот самый миг мимо меня пролетело что-то большое истремительное.

Такое мне раньше приходилось видеть только в гонконгскихфильмах с Джеки Чаном.

Олег в огромном прыжке преодолел отделявшее его от Никитырасстояние и обрушился на Ленкиного бывшего, как коршун на зазевавшегосясуслика. Еще в полете он нанес ему целую серию красивых ударов. Не знаю, какнасчет переломов рук, ног и ребер, но смотрелось это здорово. Я подумала, чтоОлегу нужно завязывать со своей работой и идти сниматься в кино. Платят тамнаверняка гораздо больше.

Никита отлетел в сторону, шмякнулся на пол, как тряпичнаякукла, и на некоторое время затих.

Однако очень скоро он подал голос.

Сначала он громко и мучительно застонал, а потом произнес сдетской обидой в голосе:

— Крутой, да?

— По крайней мере, с женщинами я не дерусь! Ибеременную жену бандитам не сдавал!

— Ну и что теперь будет? — жалобно спросилНикита. — Арестуешь меня? Отправишь на зону?

— На зоне ты, пожалуй, долго не протянешь. — Олегусмехнулся. — Слухи туда доходят очень быстро, и про перестрелку в ангаретам наверняка уже знают… Да нет, я тебя, пожалуй, не буду арестовывать, а томне придется слишком многое объяснять своим коллегам… Я тебя, пожалуй, отпущу.Если ты, конечно, усвоил, что Соня тебе больше неинтересна. — Олегоглянулся на меня. — У тебя теперь совсем другие заботы — как бы Горловойне вспомнил о твоей скромной персоне… Говорят, он мужик здорово ревнивый!

Никита разразился очередной порцией мата. Пожалуй, ему нужноустроиться работать на филологический факультет университета — там сейчасактивно занимаются изучением ненормативной лексики!

— Шел бы ты домой, — бросил ему Олег через плечо,направляясь к выходу из подвала, — тебя там мамочка обыскалась!

Я поравнялась с ним и обиженно поинтересовалась:

— Значит, тебе на меня совершенно наплевать?

— Трудно с тобой, — проворчал Олег, — я ведьдолжен был его как-то отвлечь, сбить с толку…

— А разве нельзя было это сделать как-нибудь иначе? Нетак обидно?