Наверное, странно, но горящий внутри меня огонь был желанием узнать побольше о религии и философии, особенно их восточных вариациях. Значительную часть своей взрослой жизни я был очарован идеями, обращающимися к опыту человечества и улучшающими наше состояние. Когда выдавалось хоть немного свободного времени, я наслаждался чтением литературы и философских сочинений на эту тему. Моим любимым романом была «Волшебная гора» лауреата Нобелевской премии Томаса Манна — литературный шедевр, описывающий путешествие его героя Ханса Касторпа в туберкулезный санаторий высоко в Австрийских Альпах. Я любил эту книгу за широкую панораму человеческого опыта — любви, болезни, смерти, философии — и извилистое повествование об интеллектуальном, эмоциональном и духовном росте.

Мне также нравились слова индийских философов, которые писали о способности усовершенствовать человеческий опыт. Меня захватывали идеи, например, из Нагарджуны, который примерно на 200-й странице написал: «Нет разницы между самсарой [страданием] и нирваной [довольством]». Что значила эта странная мысль? Кажется, он указывал на что-то действительно важное.

Меня также вдохновляли слова Энни Диллард из книги «Пишущая жизнь» (Annie Dillard’s The Writing Life): «Жизнь ощущений — это жизнь в жадности: она требует все больше и больше. Жизнь духа требует все меньше и меньше: время обширно и его течение сладко»[13].

Где время обширно, а его течение сладко… Казалось, это точная противоположность корпоративной жизни. Было ли это поэтическим клише или чем-то, на что мы действительно могли надеяться? Мне хотелось это выяснить.

Хотя мои интересы меня смущали. Что делал парень из Гарварда, размышляя о философии? Я был бизнес-воителем, защитником корпораций. Я точно знал, как играть эту роль. Но в этом и заключается вызов. Я ощущал это как роль. И несмотря на то что я так усердно погружался в эту роль, я все равно чувствовал себя отчасти как актер на сцене. Глубоко внутри меня бурлило что-то еще.

Смешение этих мыслей давало наблюдение, которое часто делали мы с Хиллари: на все инновации и благополучие, которые давала современная экономика, отвечал соответствующий рост стресса и тревожности. Если бы знания и благополучие были предвестниками хорошей жизни, к настоящему времени мы должны были бы стать расой просветленных. В нашей части мира образование и материальное благополучие достигли совершенно беспрецедентных для истории высот, при этом мы, кажется, до сих пор не получили особых преимуществ в овладении мудростью, радостью и умиротворением. Напротив, как никогда напряженным был стресс и желание проявить себя. Я также думал, что произошло бы со временем, когда болезни, возраст и другие напасти уменьшат наши способности, если стремление преуспеть было настолько сильным.

Мы с Хиллари со своей стороны старались сделать все, чтобы уберечь своих детей от той скороварки, которая присутствовала в жизни современных детей. Однажды я спросил одну из учительниц Сары, почему в начальной школе так много домашнего задания.

— Это то, с чем им придется иметь дело в средней школе, — такой был ответ.

«Но они в начальной школе», — подумал я.

Я хотел исследовать, что мы можем сделать с давлением и тревожностью современной жизни, и предполагал, что решение можно найти в словах мировых философов и духовных мыслителей.

Так что когда движение в Pixar для меня замедлилось, я почувствовал, что пришло время сказать «довольно», чтобы отдохнуть от современной жизни и взять передышку на поиск ответов на волновавшие меня вопросы. Успех Pixar означал, что теперь я могу взять небольшой отпуск, чего я никогда не делал прежде. Мы с Хиллари ушли из школы сразу в университет, в работу и в создание семьи, ни разу не передохнув. Счастливая судьба привела меня туда, где я наконец мог это сделать. Может быть, я сумел бы потратить это время с пользой.

Я решил взять «академический отпуск», чтобы читать, учиться и глубже исследовать свои интересы. Я думал, что могу взять полгода или год, чтобы покопаться в этом, и когда календарь открыл новый век, я решил поделиться своими устремлениями со Стивом. Я спросил, можем ли мы встретиться у него дома, вечером.

— Мне трудно об этом говорить, — начал я, — но для меня настало время отходить от ежедневной работы в Pixar.

Не думаю, что для Стива это стало абсолютным сюрпризом. Он знал, что Pixar теперь уверенно стоит на ногах и дел у меня стало меньше.

— Чем ты хочешь заняться? — спросил он.

— Я хочу изучать философию и восточные идеи человеческого благополучия, — сказал я, — и как это можно интегрировать в современную жизнь.

— Как ты это сделаешь? — хотел знать Стив.

— Я не знаю наверняка, — сказал я. — У меня длинный список книг и пара идей, с чего начать.

— У тебя будет учитель? — спросил Стив.

Я знал, что Стив восхищался идеями дзен-буддизма и понимал значение хорошего учителя.

— Сейчас у меня его нет, — сказал я. — Мне предстоит подумать об этом со временем.

А потом Стив сказал что-то такое, что надолго задержалось в моей памяти.

— Я рад, что один из нас это делает, — сказал он.

Я долго обдумывал, что означали эти слова Стива, — он произнес их так искренне. По прошествии времени я пришел к убеждению, что Стив понимал возможность жизни за пределами корпоративных результатов и разработки продукта, что внутри корпоративного воителя было понимание того, что существуют другие глубины, в которые можно погрузиться, и что — осознанно или нет — одна сторона в нем уступила другой.

Стив рассмотрел со мной возможности оставаться в Pixar, в том числе назначение президентом. Как бы мне это ни льстило, я чувствовал, что это не многое изменит. Стив, Эд и я продолжим работать по-прежнему. Также это не помогло бы мне в поисках буфета, который я хотел. В конце концов мы решили, что я присоединюсь к совету директоров Pixar, и я сказал, что всегда буду поблизости, чтобы помочь, если компании это понадобится.

— Нам будет тебя не хватать, — сказал Стив, — больше, чем ты думаешь. Но я понимаю.

Я был очень благодарен ему за эту поддержку.

Было очень тяжело освобождать свой кабинет в Pixar и прощаться. Я написал всей компании имейл, в котором рассказал, как я буду по всем скучать, как прекрасно все это было и как счастлив я был вступить в совет директоров Pixar. Я заканчивал письмо такими словами:

Я не мог бы представить лучших рабочих отношений, чем те, что сложились между Стивом, Эдом и мной. Я так много узнал от каждого из них и научился любить и уважать их как партнеров, лидеров и людей.