Она задумалась, предложила ли Нив это по доброте, а может быть, со своеобразным психологическим расчетом, поскольку знала о планах Блу и Каллы. В любом случае Блу вовсе не хотела, чтобы Нив заглядывала в ее будущее. Схватив вещи в охапку и направившись к двери, она небрежно помахала через плечо.

Но Блу сделала лишь несколько шагов, когда Нив окликнула ее:

– Ты ищешь бога. А ты никогда не думала, что есть и другие силы?

Блу застыла в дверях. Она повернула голову, хотя и не встала полностью лицом к Нив.

– О, я вовсе не любопытствую, – продолжала женщина. – То, что ты делаешь, достаточно велико, чтобы я могла это заметить, даже пока смотрю на что-нибудь другое.

Теперь Блу развернулась к ней. Кроткое выражение лица Нив не изменилось; она по-прежнему сидела, держа кружку.

– Цифры для меня несложны, – сказала Нив. – Вообще-то они появились первыми. Я всегда умела доставать их прямо из воздуха. Важные даты. Телефонные номера. Это – самое простое. Но и смерть тоже. Я чувствую, когда кто-то прикоснулся к ней.

Блу стиснула лямки рюкзака. Мора и ее подруги были странными, да, но они сознавали свою странность. Они сами знали, когда говорили нечто стремное. А у Нив этот фильтр, кажется, не работал.

Наконец Блу ответила:

– Он умер уже давно.

Нив пожала плечами.

– Прежде чем эта история закончится, будут новые покойники.

Блу, потеряв дар речи, медленно покачала головой.

– Я просто предупреждаю тебя, – сказала Нив. – Где бог, там всегда легион бесов.

В первые Адам не радовался выходному. Пятница обычно была расписана по минутам, поэтому Ганси неохотно поехал к родителям, на запоздалое празднование дня рождения матери, Ронан угрюмо пил, не выходя из комнаты, а Адам, в отсутствие Ганси, занимался за его столом. В обычной школе, как всегда, шли уроки, но он надеялся, что Блу придет, когда освободится.

Монмутская фабрика как будто угнетала его, когда в зале никого не было. Отчасти Адаму хотелось вытащить Ронана из комнаты, чтобы тот составил ему компанию, но он понимал, что Ронан, на свой непривлекательный лад, бессловесно скорбит по Ною. Поэтому Адам остался за столом – он делал задание по латыни и понимал, что свет, лившийся в окна, почему-то не озаряет половицы так ярко, как обычно. Тени двигались и словно липли. Адам чуял запах мяты на столе Ганси, но также ощущал и запах Ноя – смесь дезодоранта, мыла и пота.

– Ной, – сказал Адам, обращаясь к пустой квартире. – Ты здесь? Или ходишь за Ганси?

Ответа не было.

Он посмотрел в тетрадку. Латинские глаголы казались бессмысленными. Выдуманный язык.

– Ной, мы можем что-нибудь сделать? Почему ты теперь стал таким?

Адам подпрыгнул от треска, раздавшегося рядом со столом. Он не сразу понял, что глиняный горшочек с мятой свалился на пол. Треугольный кусочек откололся от него и лежал рядом с просыпавшейся землей.

– Это не поможет, – спокойно произнес Адам, хотя ему стало страшно.

Он, впрочем, сам не знал, что именно поможет. После того как они обнаружили скелет, Ганси позвонил в полицию, чтобы узнать побольше, но выяснил немногое – только что Ной пропал без вести семь лет назад. Как всегда, Адам посоветовал молчать, и на сей раз Ганси послушался – он скрыл от полицейских, что они обнаружили «Мустанг». Машина привела бы их к Кабесуотеру, а расследование… это было слишком сложно, слишком публично.

Когда в дверь постучали, Адам ответил не сразу, решив, что это снова Ной. Но стук повторился, и раздался голос Диклана:

– Ганси!

Вздохнув, Адам поднялся и поставил горшочек с мятой на место, прежде чем подойти к двери. Диклан стоял на пороге. Не в школьном свитере, не в деловом костюме. В джинсах – пусть даже они были дорогими и безупречно темными – он казался совершенно иным человеком. Младше, чем Адам обычно представлял его.

– Привет, Диклан.

– Где Ганси? – поинтересовался Диклан.

– Здесь его нет.

– Да брось.

Адам не любил, когда его обвиняли во лжи. Чтобы добиться желаемого, он знал способы получше.

– Ганси поехал домой на день рождения матери.

– Где мой брат?

– Его здесь нет.

– А вот теперь ты врешь.

Адам пожал плечами.

– Да. Вру.

Диклан шагнул мимо него, но Адам вытянул руку, загораживая дверь.

– Честное слово, сейчас неподходящее время. И Ганси сказал, что это не лучшая идея – вам двоим общаться без него. Мне кажется, он прав.

Диклан не отступил. Он стоял, вжавшись грудью в руку Адама. Адам знал только одно: Диклану ни за что нельзя увидеться с Ронаном прямо сейчас. Потому что Ронан пьян, а Диклан зол. В отсутствие Ганси обязательно будет драка.

И это было единственное, что имело значение.

– Ты ведь не собираешься со мной драться? – спросил Адам, как будто ничуть не волновался. – Я думал, это манера Ронана, а не твоя.

Уловка сработала лучше, чем он думал: Диклан немедленно отступил на шаг. Сунув руку в задний карман, он достал сложенный конверт. Адам узнал герб Агленби.

– Его выгоняют, – сообщил Диклан, сунув конверт Адаму. – Ганси пообещал мне, что Ронан будет заниматься. А он продолжал валять дурака. Я доверял Ганси, а он меня подвел. Когда он вернется, передай, что из-за него моего брата выгнали из школы.

Это было больше, чем Адам мог выдержать.

– Нет, – сказал он.

Адам надеялся, что Ронан их слышит.

– Никто, кроме Ронана, не виноват. Я не знаю, когда вы оба поймете, что он сможет удержаться в Агленби только сам. Рано или поздно ему придется отвечать за себя. А до тех пор… вы просто будете тратить время даром.

Неважно, в какой мере это было правдой. Не существовало аргумента, с помощью которого Адам Пэрриш, уроженец Генриетты, мог бы растрогать человека наподобие Диклана.

Адам вновь сложил конверт. «Ганси страшно расстроится…» На минутку он подумал, что, быть может, не нужно передавать ему письмо, пока не станет слишком поздно, но тут же понял, что у него не хватит духу.

– Я обязательно передам.

– Ронан переезжает, – сказал Диклан. – Напомни об этом Ганси. Нет Агленби – нет Монмутской фабрики.

«Считай, что ты убил его», – подумал Адам.

Он не мог представить Ронана живущим в одном доме с братом.

Он не мог представить Ронана живущим без Ганси, точка.

Но Адам сказал лишь:

– Я передам.

Диклан спустился по лестнице, и Адам услышал, как отъехала его машина.