– Нет! Пожалуйста, не беспокойтесь больше обо мне.

– Вы не хотите, чтобы я вас навещала? – спросила она чуть слышно.

– Не считайте меня неблагодарным, но я уже сказал: я не переношу жалости.

– О какой жалости вы говорите? Уверяю вас...

– Может, вы и не отдаете себе отчета, как благородны порывы вашего сердца, но... это единственное чувство, которое может вызвать калека. Нет, не говорите ничего больше! Вы подарили мне несколько мгновений счастья, о большем я не смею мечтать. Иначе... все так запутается...

– А вы случайно не чересчур скромны... или чересчур горды?

– Не знаю. Прощайте, мадам! Не беспокойтесь, меня скоро выпишут, и я вновь вернусь на службу на Средиземноморский экспресс.

– Но это же неосторожно! Вы еще не полностью поправились!

– Скоро все будет в порядке. К тому же я чувствую себя счастливым только в своем поезде. Это... это мой дом, понимаете?

В воротах появилась сиделка с небольшой коляской, заметив, видно, что диалог затягивается и больной слишком долго стоит на ногах.

– Вы очень неосторожны, месье Бо! – сказала она недовольным тоном. – Вам необходимо лечь!

Пьер улыбнулся, в тоне его послышалась насмешка:

– В вас нет ни капли милосердия, мадемуазель! Я как раз вспоминал об огромном экспрессе, а вы предлагаете мне тачку.

– Если хотите вернуться на ваш экспресс, начните-ка с тачки! По вагонам! И извините, что не захватила с собой свисток.

Подталкиваемая сильными руками сиделки коляска с раненым быстро скрылась в воротах больницы. Ворота уже давно закрылись, и, видя, что его клиентка задумчиво застыла на одном месте, кучер решился вернуть ее к действительности.

– Да... – вздохнул он, даже не пытаясь скрыть свои чувства. – Вот так завершение прогулки! Пусть меня разрежут на маленькие кусочки, но я поклялся бы, что вы влюблены друг в друга.

– А кто спрашивает ваше мнение? – ответила Орхидея, внезапно рассердившись. – Не вмешивайтесь не в свое дело! Отвезите меня в гостиницу! С меня хватит!

Если бы ей задали вопрос, что означают ее последние слова, она затруднилась бы ответить, но в глубине души просто, наверно, хотела перевернуть эту страницу жизни. Она ошиблась, решив, что Пьер любит ее, но несмотря на то, что действительность оказалась куда проще и болезненнее, в этом, возможно, было ее спасение. Часом раньше, если бы он только произнес слова, которых она ждала, Орхидея, может быть, навсегда распрощалась бы со своими планами ради низменной, с точки зрения ее предков, судьбы и никогда больше не смогла бы преклонить колени возле родного алтаря. Пора, давно пора расстаться с Францией и ее жителями. И если на поиски Этьена Бланшара необходимо отправиться в Италию, что ж, она поедет! Как только появится Лартиг с новостями, она тут же начнет паковать чемоданы. А пока придется выполнить здесь последнее доброе дело и отужинать с несчастным князем Каланчиным. Но после этого пусть никто не просит ее больше о милосердии!

Построенное в устье Пайона, прозрачной речушки, куда веселые прачки приходили стирать белье, казино было шедевром архитектурного барокко – драгоценный камень возле голубых вод Средиземного моря. Такое впечатление создавалось благодаря цветным стеклам в железных рамах и огромному, отдаленно напоминающему византийский куполу. Казино походило на небольшой восточный дворец с башнями-луковками и окнами с причудливыми завитушками.

Казино было излюбленным местом богачей из многих стран мира. Но клиенты облюбовали не только игровые залы, но и рестораны, в котором основным действующим лицом был румын тридцати пяти лет со светскими манерами, любезный и велеречивый, по имени Негреско[5].

Негреско собственной персоной встретил Орхидею и русского князя у входа в большой, уставленный зелеными растениями и букетами цветов зал. Люстры светились мягким, специально приглушенным светом, чтобы не осквернять изумительный вид вечернего города, отражающегося в морской глади.

Клиенты, ужинающие за столиками, тоже являли замечательное зрелище: мужчины во фраках и белых галстуках-бабочках с гардениями в петлицах, женщины в облаках сатина, тюля, бархата, крепдешина и кружев, на которых сверкали бриллианты, рубины, изумруды и сапфиры, или переливались молочным блеском жемчуга. Перья экзотических птиц – белой цапли, страуса, райских птичек – украшавшие дамские прически, делали этот зал похожим на вольеру, укрытую под сенью аспидистр, араукарий, юкки и драконовых деревьев. Струнный оркестр наигрывал томные английские вальсы.

В платье из белого кружева, превосходно оттеняющем ее точеную фигурку, со звездочками бриллиантов на корсаже, в ушах и черных, низко уложенных волосах Орхидея произвела настоящую сенсацию, поскольку на фоне головокружительных декольте она была от шеи до пят укутана в прозрачное кружево, оставляющее открытым лишь лицо цвета спелого персика. Огромный Каланчин напоминал рыцаря подле прекрасной королевы. Так, под огнем сотен взглядов, они прошли к своему столику возле одного из широких окон.

Князь, не останавливаясь, ответил на несколько приветствий, чтобы не заставлять свою даму ждать, и только уже сидя за столиком, обвел зал необычайно прозрачным и спокойным в этот вечер взглядом. Благодаря Григорию Орхидея узнала, что здесь были великий русский князь и герцогиня Мальборо, польский пианист Падеревски и американец Пирпонт Морган, махараджа, которого она уже встречала в гостинице, – в этот вечер на его голове был белоснежный тюрбан, украшенный изумрудом размером с небольшое куриное яйцо, красавица Габи Деслис со сногсшибательным ожерельем из черного жемчуга на шее, австрийский принц Кевенхуллер и молодой человек невысокого роста с круглым лицом и завитыми усами, во фраке от лучшего лондонского портного, .в котором трудно было угадать Ага Хана III, наместника Пророка на земле.

Григорий продолжал перечислять более или менее известные имена сидящих в зале. Он оказался хорошим рассказчиком, милым и снисходительным. Перечислив всех знаменитостей, поглощающих лангустов и фаршированных петушков, он принялся описывать своей очаровательной спутнице берега Волги и Каспийского моря, где находилось его родовое имение, весенние степи в цветах ириса, диких уток, возвращавшихся каждую весну вить гнезда в тростнике прямо под стенами древнего замка, день и ночь охраняемого вооруженными черкесами.

Слушая его, Орхидея думала, как же жестока любовь. Этот человек мог дать женщине все, что та пожелает, он был молод и по-своему соблазнителен; имя и состояние вполне позволяли ему искать руки принцессы из царствующего дома, а он умирал от любви к актрисочке, родившейся в старом порту Ниццы, которая, наверняка, смертельно скучала бы среди дикости и роскоши его родины. Привыкнув к веселой жизни под небом Парижа, поневоле заскучаешь, изо дня в день перебирая брошенные тебе под ноги сокровища и придумывая новые украшения и наряды.