И еще он дал ему пару следующих дельных советов: остановиться лучше в простеньком guest hous'e, но чтобы в комнате обязательно был вентилятор, — это «а». И «б»: ничего не есть с уличных лотков, а лучше выбирать те места, где пусть немного, но попахивает европейцами.

Вот только не объяснил — как это.

Автобус опять начал притормаживать. Банан подхватил из сетки сумку, презентованную ему последней женой Джорджа, дамой средних лет с мелированными прядями, и — вслед за парой молодых европейски «рюкзачников» — вышел из подмороженного кондиционированного салона в хлюпающий влагой, совершенно чуждый и такой непривычный ему мир.

Он не знал, где он сейчас, на какой улице, в каком районе.

У него не было карты, да если бы и была, то все равно невозможно в первые же минуты разобраться где ты находишься, пусть надписи на английском вид ны так же отчетливо, как и сделанные на тайском, и хорошо заметен указатель со стрелочкой:

Walking Street.

Но Максим пошел в противоположную сторону — по направлению к морю, к Сиамскому заливу, в сторону Джомтьена. «Рюкзачники» растворились в противоположном направлении, и больше Максим их никогда не видел.

Найти приемлемый guest house оказалось несложно.

Таблички, написанные от руки, клочки бумаги на затянутых жалюзи окнах первых этажей — везде предлагали угол, и Банан, утомившись от самого себя и бесцельного долгого пути, открыл первую приглянувшуюся дверь и быстро сговорился о цене в 150 бат за ночь — часть поварских денег он поменял еще в Донг-Мыанге, теперь у него были две серых купюры по тысяче бат, две светло-фиолетовых по пятьсот, пять сотенных красных бумажек и три синих, по пятьдесят. Он сразу заплатил за одну ночь и — соответственно — половину этого и часть следующего дня, прошел в отведенную ему комнату, маленькую, но с вентилятором, который томно вращался под потолком, гоня не столько прохладу, сколько размазывая по углам липкую жару, загоняя ее под простенькую кровать на бамбуковом каркасе, на которую Максим бросил сумку и уселся сам, абсолютно не понимая, зачем он оказался здесь и как это вышло.

На улице снова пошел дождь, сильный, бьющий струями в окно.

Райский угол казался совсем не райским. Рубашка на Банане была мокрой, сам он обливался потом, хотелось одного — поскорее вымыться.

Душ находился в коридоре, как и туалет. В туалете он увидел ползущего по стене большого черного таракана, больше похожего на мутанта из дурацких американских фильмов. Хорошо еще, что тот не стал склабиться, а лениво скрылся под унитазом. Банан нажал на смыв и полез в душ.

Облегчения это не принесло, он уже настолько пропитался влагой, что та сочилась из пор, влага внутри, влага снаружи… Максим вытерся, оделся и решил, что надо выйти на улицу, может, хоть тогда он поймет, отчего Георг насильно выпроводил его в тот конец света, где наконец-то ему и предстоит найти то ли счастье, то ли — как и положено пребывающему в стране, официально придерживающейся буддистской религии, — нирвану.

Но пока ни счастья, ни нирваны, хорошо хоть, что Дождь снова затих. Максим вышел на улицу — клубились тропические сумерки, сквозь желеобразный воздух тут и там мерцали огни рекламы. Банан повеселел, захотелось есть, и он пошел, шаря глазами по сторонам, в поисках чего-нибудь с запахом европейцев.

Но вокруг царили другие запахи — пахло подгоревшим маслом, на котором стоящие под грязно-серыми навесами тайки и тайцы прямо на открытых жаровнях готовили бесчисленных и невнятных гадов круто приправленных такими же бесчисленными и невнятными специями.

А еще пахло канализацией и — временами — морем которое было там, за спиной. Он углубился в паутину улочек и переулочков, пробирался между жаровнями и навесами, отмахивался от нежных и певучих окликов. Вновь стало накрапывать, под дождем он дошел до Walking Street. Неподалеку горела неоновая вывеска, обещающая сказочный sea food. Банан попробовал воздух — к ставшей привычной смеси канализации, моря и дождя прибилась струя чего-то экзотического, так что он смело вошел под большой навес и жутко обрадовался, увидев, что за одним из столиков сидят люди с белыми, пусть и обгоревшими до невменяемой красноты, лицами.

Через десяток метров от «Sea Food Laguna» — так именовалось местечко, куда забрел Банан, — зажглась вывеска над заведением с завлекательным названием:

«Daniel's White Tapir A GoGo».

Что приблизительно можно перевести, как стриптиз-бар «Даниэлевский белый тапир».

Или «Белый тапир Даниэля. Стрип-бар».

Работает с шести вечера до шести утра.

Не чета, конечно, таким местам, как «Planet Rock», «Rodeo Girls» или «Cotton Club», где от немцев, австралийцев, шведов и американцев не продохнуть даже в сезон дождей, не говоря уже о периоде с ноября по апрель, когда тоскующие мужские сердца жаждут как местного солнца, так и местных развлечений, но Даниэль может быть доволен.

Особенно сегодня — на работу приняли новую девчонку откуда-то с севера. Ей еще нет двадцати, но она не застеснялась, когда Даниэль велел оголить грудь и пройтись перед ним вдоль маленькой сцены на втором этаже, — дурацкие местные законы, любое публичное раздевание допустимо в помещении выше первого этажа, смешно.

Даниэль взял пиво и приказал девчонке снять трусики.

Лобок был выбрит, теперь надо посмотреть со спины.

Тугая коричневая попка, девчонка будет звездой.

Наклонись!

Она покорно наклоняется, широко расставляя ноги. Даниэль чувствует, как у него начинает набухать.

Банан смотрит на официанта, предлагающего на выбор одну морскую тварь за другой.

Моллюски, креветки, снова моллюски.

Что-то из морских ежей.

Рыба, еще рыба.

Даниэль щелкает пальцами, бармен включает музыку.

Девчонка выпрямляется и начинает двигать бедрами. Покачивает ими то влево, то вправо. Плавные, легкие движения.

Пока гостей нет, надо убедиться, что она действительно чего-то стоит.

Темп музыки убыстряется, девчонка поворачивается к Даниэлю.

Как ее зовут?

Он до сих пор плохо различает тайские имена.

Но это понятно — живет здесь не весь год, если бы не Вилли, то и сейчас был бы в Барселоне.

Бедный, глупый Вилли!

Банан выбирает креветок и просит, чтобы не очень остро.

Так, чуть-чуть, как для прочих европейцев.

Официант улыбается, они здесь все улыбаются.

И очень тихо говорят — интересно, они вообще кричат когда-нибудь?

Европейцы запивают еду местным пивом.

Банан тоже просит большой бокал.

Вместо кондиционера — вентиляторы, это хорошо, от кондиционеров его морозит.

Девчонка продолжает танцевать. Даниэль лениво думает о том, что завтра надо отправляться на остров.