Лицо Сергеева пришло в движение. Брови его поползли вверх, рот криво приоткрылся – отчего забрало строгости, закрывающее лицо Степана Ивановича, зазмеилось трещинами.

– Ты… Вы… что же – дворянин? – изумленно осведомился он.

– Вестимо, господин прокурор.

Сергеев вопросительно посмотрел на Марию Семеновну.

– Это что, шутка какая-то? – поинтересовался он. – Провокация?

Та чуть улыбнулась.

– Насколько я знаю Олега, – сказала она, – он такими вещами шутить не станет.

– И еще, господин прокурор, – заговорил снова Трегрей, – я склонен предполагать, что Никиту Ломова оговорили с целью не дать ему призвать к ответу негодяя, имя которого должно быть вам известно.

– А вот это уже интересно, – вскинулся прокурор. – И что же это за имя, которое должно быть мне известно?

– Елисеев Ростислав Юлиевич. Дело против него так и не было возбуждено. В отличие от дела Ломова, которое возбудили в рекордные сроки. Также мне желательно донести до вас, господин прокурор, информацию о бесследном исчезновении свидетеля по делу, в котором Елисеев выступает подозреваемым, – Переверзева Николая Степановича. Угодно ли вам выслушать подробный рассказ о том, что произошло между Елисеевым и Переверзевым ранним утром четвертого июня сего года, и о дальнейших, связанных с этим инцидентом, событиях?

– Э-э-э… – только и смог выговорить областной прокурор.

– Извольте, я начну… – кивнул Олег.

На протяжении всего рассказа Степан Иванович испытывал какое-то странное чувство. Будто он спал и снился ему красочный сон с погонями, схватками, кровопролитиями и прочими атрибутами остросюжетных детективных сериалов. Когда же Олег закончил, минуту Сергеев сидел неподвижно, переводя взгляд с парня на женщину и обратно. Он никак не мог сообразить, как же ему повести себя дальше. Все, что он услышал, наверняка являлось дичайшей чушью, впрочем… кое-что из рассказанного и могло быть каким-то образом привязано к реальности. О пристрастиях предпринимателя и мецената Елисеева и о суровых нравах его охраны давненько шли разговорчики среди городской элиты. Все мы не без греха. У всех свои слабости. И что с того? Каким боком это должно касаться тех, кто не имеет к той самой элите ни малейшего отношения? Но… то, что расписал ему здесь этот странный паренек, – это уже вообще ни в какие ворота! Бред и выдумки! Надо же – изобразил Ростика Елисеева (между прочим, Сергеев был вхож в дом своего предшественника по должности и знавал Елисеева-младшего ребенком) прямо каким-то вселенским маньяком-злодеем из комиксов. «Чушь какая-то… – растерянно подумал Степан Иванович. – На подставу вообще-то похоже… Или… Да нет, просто бред какой-то собачий!..»

Происходящее внезапно напомнило ему расхожую сцену из малобюджетного отечественного фильма о злобных ментах, продажных прокурорах и противостоящем всем им простом прекраснодушном парне, решившем отстоять справедливость. По логике этой сцены он – прокурор области полковник Сергеев – должен сейчас вскочить и, брызжа слюной, прогнать посетителей вон. А потом выбежать во двор и, спрятавшись в каком-нибудь укромном уголке, позвонить главному злодею и предупредить его о появлении народного мстителя.

– Значит, так, уважаемые, – заговорил он, постепенно обретая привычную уверенность, – ваши намеки на предвзятость правосудия абсолютно беспочвены. И… прямо вас уверю, для меня довольно подозрительны. Говорю вам это как прокурор области – то есть лицо, ответственное за осуществление надзора за четким исполнением законов Российской Федерации, защиту прав и свобод человека и гражданина, а также охраняемых законом интересов общества и государства. Вы чего добиваетесь? Совершено преступление. Задержан подозреваемый. Ведется следствие. Которое непременно разберется, кто виноват. И виновные понесут соответствующее наказание. А за эти ваши намеки, кстати говоря, – прокурор снова повысил голос, – которые можно расценить как обвинения в мой адрес, – вполне реально вас привлечь! Ясно? А?! Ясно вам?

Директор детского дома – как с удовольствием отметил Сергеев – внутренне подобралась, поджала губы, даже чуть втянула голову в плечи. А вот парень остался совершенно спокоен. Прокурорские угрозы на него никак не подействовали.

– Бессомненно ясно, господин прокурор, – ответил Олег. – Однако законом нам предоставлено право писать жалобы, заявления и протесты – в прокуратуру города, области, страны, а также в следственный комитет и правозащитные организации. И мы этим правом воспользовались.

– Да пиши! – сорвался вдруг Сергеев. Этот сопляк его бесил. Как он разговаривает?! Поучает, видите ли! Прокурору до жути захотелось унизить выскочку, сбить тем самым с него спесь. – Жалобами он меня пугать будет! Ты кто такой есть, чтобы пугать меня?! Сопляк! Псих! Как, ты говоришь, твоя фамилия?! – он стремительно схватил со стола ручку – будто нож. – А, все равно вас в секретариате зарегистрировали… Все вы тут у меня записаны… Ты мне за свои угрозы ответишь!

– Держать ответ за свои слова обязывает честь дворянина, – согласился Олег. – А сюминут я хочу перейти к главному, зачем я явился к вам. Имею намерение довести до вашего сведения, господин прокурор, следующее. Я знаю, что старший лейтенант Ломов не совершал того, в чем его обвиняют. Я знаю, зачем надобен его арест. И знаю – кому надобен. И – да, господин прокурор, возможностей повлиять на реальность у меня, воспитанника детского дома, не так много. Но в делах подобного рода ключевым вопросом являются вовсе не возможности, а – мотивация. Так вот я, Олег Гай Трегрей, даю слово положить свою жизнь, если понадобится, доказывая, что старший лейтенант Никита Ломов невиновен в приписываемом ему преступлении. Потому как это дело для меня – суть дело чести. Вы меня понимаете, господин прокурор?

Наверное, впервые в жизни областной прокурор Сергеев почувствовал на себе, что это такое – сила слова. Сила эта заключалась в том, что Степан Иванович мгновенно и безоговорочно поверил в то, что говорил ему Олег.

– Д-да… – против воли вырвалось у Сергеева.

Впрочем, спустя пару секунд прокурор опомнился. «Да что это со мной?» – с испугом подумал он.

– Ведется следствие, – выговорил Степан Иванович, – следствие разберется. У вас… все?

– Все, – подтвердил парень, поднимаясь.

Мария Семеновна тоже встала. Они с Олегом перехлестнулись взглядами, после чего парень, не предприняв даже попытки попрощаться, вышел из кабинета. Мария Семеновна задержалась.

– Степан Иванович, – произнесла она на выдохе, успешно справляясь с волнением, – ко всему тому, что говорил вам Олег, я присоединяюсь. Ну, почти ко всему… Не буду лукавить, – добавила она, – до его уровня решимости я… несколько не добираю. Но… с другой стороны, мне и терять-то особо уже нечего. От своего имени я тоже жалобы написала – куда только можно. И буду продолжать их писать и дальше. Чтобы дело Ломова находилось на контроле у как можно большего количества ведомств.

– Ну вы-то, м-м-м…

– Мария Семеновна.