class="p">М[ихайловича], в среднем Полтавская губ[ерния], должна будет платить до 75 рублей с десятины

налогу ежегодно [779] для частичного [780] погашения государственного долга и процентов по нему.

Т[ак] к[ак] в Полтавской губ[ернии] нет ни руд, ни фабрик, ни заводов, то эту сумму немного можно

уменьшить [781] усилен[ной] [782] выделкой народного искусства и сбыта их заграницу. В этом

отношении большую роль должен сыграть Полтавский музей.

27 июля. Утром я опять [783] слушал лекции В[адима] М[ихайловича]. У него была огромная

масса материала и крайне мало времени. Во время этих лекций для меня было очень и очень много

интересного, совершенно неожиданного как большая грамотность украинского [784] населения в

17 [785] столетии, какой нет даже теперь, предполагаемое открытие 2-й Академии (382) в период

правления Выговского (383), но это было запрещено правительством высококультурного двуличного

Мазепы (384), который в любимом им Батурине (385) думал устроить университет [786], но

война (386) вместе со шведами против Петра I (387) не дала возможности осуществить это.

Все население Батурина, по приказанию Петра было зверским образом вырезано (388). Интересна

также биография знаменитого церковного [787] композитора Веделя (389) украинца по

происхождению, унаследовавшего свою фамилию от прадеда шведа (390), застрявшего в Малороссии

во время Шведской войны.

Произведения Веделя передаются еще в рукописных сборниках, и напечатана из них лишь тощая

брошюрка (391). Эти произведения до последнего времени были под запретом, т[ак] к[ак] Ведель – это

настоящий революционер, борец за свободу своего народа.

Ведель, достигший чина капитана, был капельмейстером в капелле Киевск[ого] ген[ерал]-

губ[ернатора], в доме которого он и жил (392). Здесь хозяин дома часто ходил сам и с гостями

подслушивать, как молился Ведель и своим приятным тенором, великолепно [788] импровизируя, ежедневно [789] распевал псалмы Давида (393). Нередко с плакавшим Веделем плакали и гости.

Затем Ведель был взят для усовершенствования в своей певческой специальности в Москву, откуда он, однако, сбежал и поступил послушником в Киевскую лавру (394). Вскоре он уходит из

лавры странствовать по Украине и изучать народную песню. Видя угнетения родного народа, Ведель

не мог быть равнодушным к этому и принимал участие в одном восстании. Во время розыска он был

пойман в другом месте и, за отсутствием улик, выпущен. Через некоторое время он опять попался в

каком-то восстании (395) и был посажен в сумасшедший дом, где вскоре и умер.

В произведениях этого времени слышатся напевы родной Веделю Украины, а знаменитое «На

реках вавилонских» (396) вылилось у него под впечатлением от [790] тех страданий, что испытывал

тогда гонимый украинский народ.

Надо только вспомнить, с какой силой поют слова «Дщерь, Вавилона, окаянная и т[ак]

д[алее]» (397), чтобы понять, с какой страстностью написано было это произведение.

Около 4-х часов вечера [791] меня, В. М. [Щербаковского] и Риника снял с музея Юра Хрущов, после чего я повез В[адима] М[ихайлови]-ча к себе. Дома я показал В[адиму] М[ихайловичу] все свои

коллекции. Переднюю доску от скрепи, что я когда-то привез из отделенской кузницы.

Мою коллекцию обломков глиняной посуды и изразцов, что я добыл из старой свалки, В[адим]

М[ихайлович] похвалил, причем многие варианты образцов для него оказались незнакомыми.

Гуляя со мной по саду, В[адим] М[ихайлович] рассказывал, как он и его друзья, Полтавские

украинцы, в тамошнем клубе читали лекции и доклады [792] на украинском языке, проводя их под

разными соусами, хотя администрация, в конце концов, все-таки спохватывалась и запрещала. После

революции в архивах было найдено дело, из которого видно, что губернатору (398), на его

представление о деятельности Украинского клуба (399) и общества «Баян» (400), было предписано

закрыть эту организацию, а их деятелей или арестовать, или выслать (401); т[ак] ч[то] революция

явилась избавительницей В[адиму] М[ихайлови]чу.

С особенным интересом слушал я в саду рассказ о былом значении Лавры, которая была ранее

наполнена не теперешними безграмотными [793], наглыми, развращенными, толстобрюхими жадными

монахами, а людьми весьма часто очень образованными, испытанными в жизни и [794] в боях, ушедшими сюда на покой людьми военными, начиная с генерала и полковника, людьми

государственными и т[ак] д[алее]. Народ шел в Лавру за советами опытных и

подлинно [795] умудренных жизнью монахов, за всякого рода [796] справками и указаниями, в

особенности о том или ином без вести пропавшем на войне родственнике, который мог попасть в

полон к неприятелю, и где этого родственника можно было выкупить, и т[ак] д[алее].

В[адиму] М[ихайлови]чу пришлось уехать с поездом уже поздно, в 11-м часу. В [797] комнате и

в [798] саду мы с В[адимом] М[ихайловичем] были одни, а потом я познакомил его с Ларенькой.

Перед отъездом на вокзал мы попили чаю и закусили, а до того все гуляли на валу, насыпанном [799] после выемки. Здесь В[адим] М[ихайлович] рассказал, как недавно в Днепре, при

землечерпательных работах, был найден 150-летний дуб, в который были вбиты и уже успели обрасти

3 или 4 (точно не помню) кажется, нижних челюсти [800] свиньи. Надо полагать, что давно лежал

в [801] воде этот дуб, может быть со времени образования Русского государства. Как теперешнее

население Украины [802] любит свинок, так любило оно и прежде и считало, б[ыть] м[ожет], это

животное священным. Недаром в честь его был выбран хороший прямой дубок и в него вбили кости

любимого животного.

В[адим] М[ихайлови]ч считает себя неудачником в печатании своих работ. Перед войной вышел

первый том его работ (402). Второму и дальнейшему помешала война с ее дороговизной бумаги и т[ак]

д[алее].

В[адим] М[ихайлови]ч – уроженец Киевской губ[ернии], сын сельского священника; учился он в

гимназии и окончил Киевский университ[ет] (403) по математическому отделению. Любя бродить по

родному краю, В[адим] М[ихайлови]ч заинтересовался старыми украинскими церквами, которые он

же фотографировал. Его альбом фотографий (404) в конце концов явился великолепным собранием

изображений того, что теперь уже в большей своей [части], м[ожет] б[ыть], исчезло с лица земли, сгорев, обвалився, а больше того будучи [803] перестроено в новом противно-безвкусном синодском

стиле. Когда В[адим] М[ихайлович] прочитал о результатах своих экскурсий в собрании археологов, то такие г[оспода], как Флоринский (405) и пр[очие], зашипели на него, а люди коим подлинно была

дорога наука и родная старина, приветствовали доклад В[адима] М[ихайлови]ча, как новое открытие.

Из Хорола В[адим] М[ихайлович] уехал в Лубны за вещами. До Хорола он, если не ошибаюсь, читал лекции в Лохвице (406) и, кажется, в Лубнах.

28 июля. Днем я продолжил начатую третьего дня разборку газет и приведение в известность

недостающих №№.

29 июля. Утром я ездил в