«А эта девчонка явно ломанется с драконом врукопашную, если подберется поближе, – подумал Хук. – А она может».

И, наконец, моряк – лейтенант Береговой охраны США в секторе Нового Орлеана, уроженец штата Орегон, который вырос на водопаде Селестиал и гонял по нему, пока аттракцион для байдарочников не прикрыли. Какой-то кретин из Нью-Йорка запутался в спасательном жилете и удавился насмерть, пытаясь транслировать спуск в прямом эфире, так что Дюшейн Адебайо зашел с другой стороны, поступил на флот – что Хук мог оценить, – и нашел отличное применение навигационным талантам на шлюпке Пятого флота в Персидском заливе. Ходили слухи, что Дюшейн не просто охранял морские границы, но в свободное время во мраке ночи пробирался на сушу за поставками опиума и местной девчатины для развлекухи раскисших морских волков. Теперь Дюшейн смотрел сквозь пальцы на дела Айвори в другом заливе, правда, это «теперь» подошло к концу. Отныне лейтенант остался не у дел и на законном окладе, а прожить на то, что отслюнявила СБО, могли немногие.

«Этот тип изголодался по сверхурочной работке, – подумал Хук, – а у меня как раз открылась вакансия».

Итак, состав был следующим:

– офицер Цзин Цзян, вся в шмотье из каталога «Джей Крю», выглядит на двадцать два, хотя Хук знал, что ей сорок;

– патрульный офицер Джуэлл Харди, младшенькая, вся в спортивном, а-ля сестра Ивана Драго;

– и лейтенант Адебайо, с камуфляжной жилеткой, бейсболкой орегонских «Бобров» и миной настолько кислой, что молоко свернется.

«Ничего-ничего, – подумал Хук. – Я мигом подбодрю эту компашку».

Он ждал, что компашка будет играть в молчанку – на случай прослушки, – хотя Харди в силу возраста, вероятно, могла бы малость раскрыть рот. Однако не сдержалась Цзин Цзян.

– Какого хера тут происходит, Хук? – вопросила снайперша, усаживаясь напротив. – Что за мутные послания? Созыв? Какой, мать его, созыв? Ты что, военачальник-самурай до фига? Надо было прихлопнуть тебя еще с парковки. Епт, к обеду была б уже в Новом Орлеане, с муфулеттой в зубах.

«Снайпер – и чтоб горячая голова? – подумал Хук. – Странно».

– Не знаю, не знаю, – сказал он вслух. – В это время на мосту не протолкнуться. Можно и застрять.

Смешок Джуэлл Харди походил на скрежет бревна в дробилке.

– Хук прав, пробки на мосту – та еще мразота.

«Молодежь», – подумал Хук, проникаясь к Харди симпатией.

Дюшейн Адебайо сел – человек с напряженным взглядом, острым лицом, седыми завитками в козлиной бородке и блестящим от пота высоким лбом. Дышлоротый, судя по звукам, что стало бы камнем преткновения, если б Хук планировал поделиться с ним снайперской шкуркой, но для работы на воде – не проблема.

– Это все херня, – заключил Дюшейн. – Ты нас тут пообтрясти решил, констебль?

Слово «констебль» он вбросил намеренно – дать Хуку понять, что его опознали.

– Нет, лейтенант, никто никого не обтрясывает, – отозвался Хук ровным тоном. – Тут у нас испытание огнем с последующим деловым предложением.

Что-то под столом вдруг уперлось ему в пах. Глушитель, сообразил констебль. Видимо, Цзин Цзян была не в настроении для преамбул.

Стараясь не думать о пуле в шести дюймах от его бубенцов, Хук перешел к сути:

– Ладно, народ, расклад такой. Айвори больше нет. Мы выходим на замену и для начала возим из Мексики черную смолу. Потом рвем связи с Южной Америкой и переключаемся на оружие исключительно. Срезаем магистрали, используя реку Перл. Все просто. Распределяем между собой командование Ручными Легашами, как нас называл Айвори, и по-военному четко руководим всей операцией. Здесь, в записях Айвори, почти сотня имен. Я выбрал вас троих потому, что вы все немало нюхнули пороху. Все, что нам надо – это делать то, что и раньше, но больше. Никто же тут не считает, что Айвори из офицерского теста, верно? Все, что у него было – это наследство. Мелкий хрен вливал бабло в дело и в ноль-то со скрипом выходил. Мы за шесть месяцев можем стать миллионерами. За десять лет – миллиардерами.

«Миллиардерами» – вот главное слово. Слово, которое имело вес. Глушитель, давящий на бубенцы, малость сдвинулся.

Первой заговорила Джуэлл Харди.

– Миллиардерами, хм? Спорим, подсчеты-то ты не делал, Хук. Спорим, это все агитка.

– Может, – не стал спорить Хук, – приблизительно. И я могу вручить по сотне штук налом прямо сейчас, за сегодняшние труды.

Он выложил на стол три конверта, не спеша, нарочито медленно.

– Сотня тысяч. Каждому, – уточнил констебль, похлопав конверты по очереди. – За двадцать четыре часа. После вы свободны, больше не побеспокою, но, возможно, вам нравится, как звучит перспектива стать миллиардером?

Харди хмыкнула.

– Даже печать констебля на конверты шлепнул. Симпатично.

– Чтобы не забыли, откуда они.

– А может, ты просто лживый хер, Хук, – Адебайо выдавил улыбку и стал как будто другим человеком. – Но сто кусков мне определенно нравятся. – Лоцман спрятал долю в карман. – Теперь расскажи-ка про это испытание огнем.

Пшик вернулся к складу гриль-бара.

«Все то же, все те же», – подумал он.

Кроме одного момента: на этот раз у него был ключ. Вернее, не просто ключ. Брелок.

Может, для остального мира, где у людей есть электрические ворота и автомобили-гибриды, брелоки – обыденная штука, но Пшик от души развлекался и клацал его до посинения, потому как держал в руках впервые в жизни.

– Брелок, – произнес он, улыбаясь как дебил. – Брелок. Заимел себе брелок.

Пшик понимал, что это глупо – пинать балду с электроникой, пока шеф чахнет в хижине, но бо́льшая часть пятнадцатилетнего Пшика оставалась на отметке девяти, а кнопки на пластиковой капле так нереально приятно жмякать – особенно, когда при этом еще и мигает огонек.

– Вот так-то, Чарльз-младший, – заявил он своему другу, которого даже в окрестностях не было, – ты и дальше играйся со своим хозяйством. А я завел себе многофункциональный брелок.

Потом Пшик побаловал себя тридцатисекундным приступом хохота, а после энергично взялся за дело. В конце концов, ему нужно было загрузить катер Боди Ирвина, разгрузить его у хижины, вернуться обратно и все это до зари.

«И без того многовато людей для Верна, – подумал Пшик. – Не хочу, чтобы кто-нибудь пристал с вопросами, почему это Боди позволяет мне таскать запасы на болото».

Пшик определенно надеялся, что, пока он занят, Верн не очнется. Вряд ли дракон придет в восторг, увидев в своей хижине незнакомых людей.

«Ну, по крайней мере, он не в состоянии сжечь мою маму, – подумал Пшик. – Тут я уверен».

Он был уверен в состоянии Верна как ни в чем другом, иначе ни за что не оставил бы матушку за главную вверх по реке.