Самым успокаивающим тоном, на какой был способен, Денисон произнес:

— Расскажите мне про него, чтобы я смог понять. Когда «это» началось? Как и когда вернулось снова?

Но его тон произвел обратное действие.

— Вовсе не обязательно обращаться со мной, как с больной. И не нужно что-то у меня выпытывать. Я же обещала, что не буду лгать и скрывать правду.

— Прекрасно! — отозвался Эш таким же раздраженным голосом, каким с ним разговаривала Ева. — Но все же хотелось бы узнать ответы на свои вопросы. Когда вы впервые ощутили этот дар? Когда и как он вернулся?

Но тут подали первое блюдо — говяжий бульон с перловкой. Ева сперва съела ложку супа и лишь потом ответила:

— Вы должны понять, что среди всех Клэверли я не самая одаренная. Мы все обладаем «харизмой» в разной степени. Моя мать, Антония, была самая талантливая из нас, но даже она не могла читать людские мысли по собственному желанию. Мы не выбираем людей — они сами нас выбирают. О нет, конечно же, не нарочно, а неосознанно, даже не подозревая об этом, — она съела еще одну ложку бульона. — Мой дар постепенно развивался, немного обогнав даже способности моей тети, когда случилась самая большая беда.

Она замолчала, и Эш, подождав немного, подсказал:

— Умерла ваша мать.

Ева кивнула, рассеянно помешивая суп в тарелке. Не поднимая взгляда, она пояснила:

— Мне тогда было двенадцать лет. А когда закончился год траура, отец женился на Марте. Она переехала в наш дом — дом моей мамы, как я тогда думала. Отец часто отсутствовал. — Ева подняла глаза. — Вы слышали Марту. Видели, какая она. Из-за «харизмы Клэверли» она заставляла меня чувствовать себя ведьмой. Нет, хуже — уродом. Мы никогда бы не ужились вместе. Поэтому я переехала к тете. Но перед этим я узнала, что люди боятся моего дара и мне следует держать его в секрете. Я слишком часто разыгрывала своих друзей, показывая им, насколько искусна, — вы понимаете, о чем я.

— Что вы делали?

Она поджала губы:

— А как вы думаете? Гадала по чайным листьям и ладоням! Вы будете разочарованы, но я не смотрела в хрустальный шар. Антония была единственной из Клэверли, кто мог видеть будущее, но и она не пользовалась хрустальным шаром. — Ева покачала головой. — Скоро у меня не осталось друзей. Они считали меня странной.

Взглянув на Эша, она продолжила:

— Но больше всех повлиял на меня отец. Он чувствовал себя неловко с женой и дочерью, у которых были видения, а от этого было не по себе нам с мамой. Вот тогда я и решила отречься от дара Клэверли и стать обыкновенной девочкой.

— И вы вот так просто взяли и погасили его в себе? — В голосе Эша прозвучало сомнение.

Ева коротко рассмеялась:

— Там особо нечего было гасить. Я уже говорила, что не так уж сильно развила свои способности. Когда я бросила гадание на чайных листьях и по линиям на ладони, все что у меня осталось — лишь моя интуиция.

— И никаких голосов?

Она наморщила лоб:

— Я бы не назвала это голосами. Изредка я могла читать мысли людей, а еще у меня были очень яркие сны.

— Да уж. Нам обоим это известно.

Ева сердито посмотрела на Эша. Его улыбка увяла, и он сменил тему:

— Вы сказали, что должны были держать свой дар в секрете. Но мисс Клэверли так не поступает.

— Просто люди полагают, что она освоила несколько салонных фокусов, и относятся к ней не серьезнее, чем к цыганке, предсказывающей судьбу.

Не желая рассуждать о мисс Клэверли или гаданиях, Эш сказал:

— Ешьте суп, Ева. Он остывает, — а затем долил вина в их бокалы и осторожно вернул разговор к тому, о чем шла речь, слушая теперь внимательнее, потому что именно это его интересовало.

— Итак, — начал он, — в двенадцать лет вы прекратили использовать свой талант Клэверли, но недавно снова вернулись к нему?..

Эш не закончил вопрос, потому что хотел, чтобы Ева не воспринимала это как полицейский допрос, а понимала, что он действует в ее интересах.

Она вскинула подбородок — с вызовом, как показалось Эшу.

— В ту ночь, когда напали на Лидию, в мой разум вторглись мысли какого-то разъяренного человека, собирающегося ее убить. Именно так мне удалось ее спасти: еще до того, как открыть окно, я уже знала, что он там, внизу. Когда я во второй раз услышала в своей голове этот голос, я сразу поняла, что он принадлежит тому же злодею, что напал на Лидию. И снова он был в ярости и собирался расправиться с Нелл, чтобы она его не опознала, хотя даже не знает ее имени и того, что она сбежала из Бедлама. Он считает ее бродяжкой. — Ева на мгновение коснулась руки Эша. — Я виню себя за то, что подвергаю Нелл опасности. Она выходит по ночам, чтобы забрать еду, которую я для нее оставляю. Думаю, в ту ночь, когда ранили Лидия, девочка приходила к двери в подвал. А во второй раз она шла в огород. Именно это влечет ее в Особняк — поиски еды. Но мне и в голову не пришло, что злодей может вернуться после попытки убить Лидию. А Нелл видела его оба раза, и ему об этом известно.

— Она может его опознать? Нелл видела его лицо?

— Нет. Она говорит, что было слишком темно, но он-то об этом не знает и поэтому хочет ее убить. — Ева посмотрела в глаза собеседнику. — Она не годится в свидетели, потому что никогда не даст показаний в суде. Ее отправят в Бедлам, а она скорее умрет, чем туда вернется.

— Нелл никогда туда не возвратится, — заявил Эш. — Даже если для этого мне придется разобрать Бедлам по кирпичику!

В ответ на эти решительные слова по губам Евы скользнула улыбка.

— Я за нее беспокоюсь. Пока этот дьявол разгуливает вокруг, Нелл не может здесь оставаться. Но мне в голову не приходит иного способа помочь девочке, кроме как поймать ее и насильно отсюда увезти.

— Я увеличу количество человек в ночном патруле и разобью их на смены. Анджело не удастся проскользнуть мимо них. А еще скажу им, чтобы не гонялись за бродягами и цыганами.

— Лучше бы я пристрелила злодея, когда у меня была такая возможность! В следующий раз так и сделаю.

Эш улыбнулся, услышав эти пылкие слова, но его по-прежнему кое-что тревожило, и он поспешил спросить:

— Были