Левин был тогда личным врачом Сталина, как теперь Виноградов. Оба хотели убить Сталина по заданию «правых оппортунистов» и «врагов народа», находящихся на службе у иностранных разведок. Сталин остался жив лишь благодаря собственной бдительности, а органы НКВД ни тогда (Ягода), ни сейчас (Берия) не вскрыли вовремя «вредительской, террористической организации среди врачей».

Сталин заканчивает статью грозным предупреждением: «Советский народ с гневом и возмущением клеймит преступную банду убийц и их иностранных хозяев. Презренных наймитов, продавшихся за доллары и стерлинги, он раздавит, как омерзительную гадину. Что касается вдохновителей этих наймитов—убийц, то они могут быть уверены, что возмездие не забудет о них и найдет дорогу к ним, чтобы сказать им свое веское слово» («Правда», 13.01.53).

Вот тогда—то члены Политбюро и пришли к убеждению, что Сталин хочет их ликвидировать, и что характер его стал «абсолютно нетерпимым» (слова Хрущева. — Авт.), поэтому они решили предъявить Сталину ультиматум не только об освобождении врачей, но и об уходе со всех постов. Сделать это могли лишь те, кто имел еще реальную власть, — Берия, Маленков, Хрущев и Булганин, опираясь на армию (Захаров, Москаленко, Соколовский, Еременко) и полицию (Игнатьев).

Спровоцированный ими же разгром «внутреннего кабинета» дал возможность предъявления этого ультиматума. Главой заговорщиков, несомненно, был Берия. С середины февраля в течение месяца «Правда» усиленно призывает бороться со «шпионами» и «врагами народа», а 28 февраля так же вдруг замолкает. В субботу вечером 28 февраля (ну, уж никак не простое совпадение) Сталин пригласил (именно «пригласил» по официальной версии) на ужин Берию, Маленкова, Хрущева и Булганина. Они и стали последними (опять же по официальной версии) посетителями Сталина на кунцевской даче, где и провели всю ночь субботы, 28 февраля 1953 года, за ужином и выпивкой. Под утро 1 марта они разъехались. Вечером того же дня Сталин «заболел». В понедельник, 2 марта, охрана Сталина сообщает этой четверке, что Сталину нездоровиться, они едут к Сталину на кунцевскую дачу и три дня караулят у постели, спокойно ожидая его смерти. Ни в одном источнике, кроме незабвенных «Двадцати писем к другу» С. Аллилуевой, о врачах вообще не упоминается. Впрочем, это версия Хрущева, оставляющая, тем не менее, множество вопросов: кто, кроме врача, может определять состояние здоровья (сообщения о состоянии здоровья печатаются ежедневно начиная со… 2 марта, то есть с даты, когда умирающего Сталина, кроме вышеупомянутой четверки, никто не видел)? Почему Берия, Маленков, Хрущев и Булганин находились у ложа умирающего Сталина, а многие другие, не менее ответственные руководители государства не были допущены не то что к постели, но даже на территорию дачи? Почему Василия Сталина, как и его сестру, об ударе, случившемся с отцом, известили лишь на второй или третий день, когда Сталин уже не владел речью? Наверное, потому что в таком состоянии умирающие уже не жалуются.

Что же касается Василия, который первый по приезде к умирающему отцу открытым текстом заявил об отравлении, то еще при жизни до Иосифа Виссарионовича доходили слухи о «похождениях» сына. На основании этого многие исследователи жизни семьи Сталиных утверждают, что отношения между отцом и сыном незадолго до кончины Сталина—старшего, мягко выражаясь, не складывались. Что именно поэтому на свой последний день рождения Иосиф Виссарионович не принял подарок от сына и даже в дом не пригласил. Причина таких поступков Сталина—старшего проста до прозаичности. Ну, велико ли удовольствие лицезреть гостя, пришедшего на день рожденья уже пьяным, пусть он будет даже трижды сыном? Думаю, ответ очевиден. Пришел бы Василий трезвым — прием был бы иным. В конце концов хоть И.В.Сталин и был главой государства, но в данном случае он повел себя как отец, воспитывающий ребенка. Кроме того, сколько бы ни рассказывали, что Василий любил выпить, никто не оспаривал его отвагу и мужество во время войны, да трусы и не лезут в летчики реактивной истребительной авиации.

Если Сталин когда—нибудь и кому—нибудь открывал хоть частицу того сокровенного, что он думал о своих сподвижниках из Политбюро, то скорее всего только беззаветно ему преданному сыну. Отношения между отцом и сыном остались нормальными и после снятия Василия с его должности: это видно хотя бы из того, что по совету отца он поступил в Академию Генерального штаба… (Авторханов А. Загадки смерти Сталина. — М., 1995).

Так что же делали дети Сталина, пока он умирал в окружении «верных соратников», игравших в данный момент роль Цербера? В воскресенье 1 марта дочь Сталина Светлана сделала несколько попыток, но так и не смогла дозвониться до отца. Конечно, не смогла дозвониться — все телефоны Сталина были в руках Берия, им блокированы, но это свидетельство Аллилуевой имеет историческое значение. Аллилуева продолжает: «А наутро 2 марта меня вызвали с занятий в Академии и велели ехать в Кунцево. Моего брата Василия тоже вызвали 2 марта 1953 года. Он тоже сидел несколько часов в этом большом зале… В служебном доме он еще пил, шумел, разносил врачей, кричал, что „отца убили“, „убивают“…» (Аллилуева С. Двадцать писем к другу. — М., 1990. — Стр. 195–196).

Работая над книгой, мне пришлось перелопатить массу литературы. Из всех исследований жизни Иосифа Виссарионовича и Василия Иосифовича Сталина наиболее завершенными выглядят труды Грибанова, Сухомлинова, Мухина и Авторханова. Опираясь именно на Мухина и Авторханова, удалось восстановить хронологию событий смерти И.В. Сталина. Но один вопрос продолжал меня мучить. Неужели только из—за каких—то пустых угроз Василия арестовали, пряча по тюрьмам и каторгам всю оставшуюся жизнь? То, что подобные заявления небезосновательны, яснее ясного. Но чего именно бояться Берия и Хрущев? Может быть, стоит поискать ответ, задавшись иным вопросом: а что планировал сам И.В. Сталин 1 марта (в день, когда он «заболел») и каким образом к его планам причастен сын Василий? Столь важный вопрос так бы и остался без ответа, если бы не случайная находка в дебрях Интернета. Уже потеряв всякую надежду пролить свет на эти весьма отдаленные и мрачные события, я наткнулся на отрывок из книги В.Успенского «Тайный советник вождя». Чтобы стало понятно, какие отношения были между И.В. Сталиным и сыном, что именно Василий Сталин знал о смерти отца, и какую роль он должен был сыграть 1 марта 1953 года, привожу этот отрывок целиком: «Иосиф Виссарионович вел свое наступление активно и энергично (речь идет о подготовке дел против Берии и Хрущева. — Авт.). Но и враг опомнился, поднял голову. Ответный удар был нанесен с неожидаемой стороны и при кажущейся невеликости очень болезненный. 17 февраля внезапно скончался человек, не подверженный никаким болезням, отвечавший за охрану Кремля, — молодой генерал Петр Косынкин. Заключение врачей, производивших вскрытие, было однозначным — отравление. Если не ошибаюсь, главным экспертом при этом, чье мнение сочли решающим, был врач Русаков, который через некоторое время анатомировал и Сталина. Выводы врача при этом были таковы, что бериевско—хрущевская компания сразу позаботилась о том, чтобы убрать его.

Смерть Косынкина — это не только гибель надежного человека, но и точно рассчитанный болезненный укол психики Сталина. Ему дали понять, какими возможностями обладает противник. Одумайся, мол, остановись. Подозрительность Иосифа Виссарионовича, и без того повышенная, еще более обострилась. Как же не думать об опасности, если она реальна! Пищу, в том числе воду, принимал с различными осторожностями. Приготовленное блюдо обязательно отведывал повар, его помощники — в присутствии охраны и специалиста по ядам доктора Дьякова. Затем термос или сверток опечатывался и доставлялся к столу. Неприятно было все это.