двадцать, мы были студентами и наткнулись друг на друга, нами руководила похоть и любовь — не уверен, что в равных пропорциях. Тогда я уже выгрыз себе репутацию крепкого «гвоздя» и неплохо имел с того, что ездил по указке «Шубы трусить его конкурентов. Суммы там были приличные. Так что даже тех крох, которые перепадали мне, хватало на нормальную жизнь. Но для интеллигентной Олиной семьи я был большим ничтожеством, чем грязь из-под ногтей. Ее отец был каким-то уважаемым юристом и, конечно, был наслышан о моей репутации — как говорится, широко известной в узких кругах. Ожидаемо, что когда капризная Оля затребовала замуж, папаша подсуетился и состряпал брачный договор, по которому я не имел права ни на какую долю ее имущества или наследства, а все нажитое в браке в случае развода делилось бы пополам. Сейчас бы, конечно, я этой бумажкой даже жопу подтереть бы побрезговал, но тогда это казалось мне справедливым — Оля была завидной невесты, а я владел только съемной «однушкой» и примерно тем, что носил на себе. Так что, когда мы разбежались и развелись (точнее, я думал, что развелись) у меня даже мысли не возникло, почему нет раздела имущества. Что нам было делить? Пару моих носков? Зубные щетки?

— Я хочу наладить наши отношения, Влад, — говорит Оля, глядя на меня так, словно делает мне большое одолжение этим щедрым жестом примирения.

Обхожу машину, становлюсь рядом с ней и с шумом втягиваю воздух.

— Слушай, Оль, я чём не пойму — ты бухая? Или мажешься чем-то по-серьезке?

— Или я подаю на развод и ты потеряешь половину. Сколько это будет?

«Пизда тебе будет», — мыслено отвечаю я, разворачиваюсь — и буквально силой заталкиваю свою тушу в машину. Потому что, блядь, никогда в жизни я не был так близок к тому, чтобы изменить одному из главных правил своей жизни — никогда не поднимать руку на женщину.

Наверное потому, что Ольга Кузнецова только что перестал быть женщиной в моих глазах, превратившись в зловонную кучу с торчащей из центра табличкой: «Проблема!»

Когда через пару минут мой телефон сигнализирует о сообщении, я почти уверен, что это Кузнецова прислала вдогонку длинную матерную речь. Типа, как я посмел забить на ее требование и тупо свалил. Но это не она.

«Ну как тебе мой подарок, Король? Может, пока не поздно, вернешь мне мое?»

Глава двадцать пятая: Аня

Первая мысль, которая появляется в моей голове как только я открываю глаза: это что, блин, вчера такое было?!

Натягиваю одеяло на голову и снова пытаюсь заснуть, хоть и понимаю, ч то этот детский фокус не сработает и дела, которые я натворила по глупости, сами собой не рассосутся только потому, что я проснусь в какой-то другой реальности. Но пока я в «домике» — можно хотя бы какое-то время не думать о том, что где-то там в доме существует Влад, и что вчера он в буквальном смысле поимел меня как маленькую. Заодно доказав, что если бы ему вдруг пришло в голову избавить меня от девственности — он сделал бы это играючи, между обедом и ужином.

— Че-е-е-е-ерт, — стону громким шепотом, решительно откидываю одеяло и иду в душ.

Во мне еще теплится слабая надежда, что если смыть с себя случившееся и его запах, то все случившееся перестанет выглядеть как самый большой позор в моей жизни.

Душ у Грея тоже «с подвыподвертами». Ну или это мне повезло выбрать комнату с таким дизайнерским решением? Нет ни ванны, ни душевой кабинки — просто висящий под потолком распылитель и отличная система слива, которая не дает скапливаться даже самым маленьким лужам. Ну и всякое озеленение, из-за чего создается иллюзия, будто стоишь посреди тропиков и наслаждаешься затяжным теплым дождем.

Я живу в этом доме третьи сутки, но уже представляю, как буду скучать по тому, что в интерьере каждая деталь может быть идеально вписана в свое пространство. Может быть, ошарашить Влада предложением построить что-то и для нас с Мариной? Воображаю его лицо в тот момент, когда озвучиваю просьбу и из горла вырывается гомерический смешок.

Но, кстати, пора заканчивать рефлексировать на тему вчерашней «сказки на ночь» и заняться насущными делами — приготовить завтрак и начать поиски квартиры. Как бы хорошо нам с Мариной здесь ни было, а съезжать придется сразу после подписания договора, без промедления. Просто чтобы вся эта история с нашим взаимным садо-мазохизмом не превратилась во что-то… что может причинить мне боль.

И еще Влад был прав — Марине нужна школа. Чем быстрее она вернется к нормальному учебному процессу — тем скорее забудет о случившемся. Хотя, если быть честной, меня немного пугает, с какой легкостью моя тринадцатилетняя сестра справляется со стрессом. Я до сих пор не могу отделаться от ощущения нацеленного на себя дула, а ей хоть бы что.

На кухне меня уже встречает аппетитный запах. Марина орудует у плиты и как раз выгружает на тарелки по куску пышного омлета.

— Который час? — Верчу головой в поисках часов, вдруг поняв, что до сих пор ни разу на них не посмотрела.

— Половина одиннадцатого, соня, — подражая моему обычному утреннему тону, говорит Марина. Подталкивает к моему краю стола одну из тарелок.

Я успела заметить, что на сковородке остался еще один кусок, и еще одна стопка гренок.

Она привязалась к Грею. Понятное дело, что в значительной степени из-за его попустительства, но они все равно быстро нашли общий язык. Надо серьезно с ней поговорить, объяснить, что мы здесь просто гости, а Влад проявляет дружелюбие из-за наших денежных дел, и через неделю мы уедем в любом случае. Но для этого разговора мне определенно нужна более ясная голова, без свежих воспоминаний о нахальной роже Влада в тот момент, когда он интересовался, не прослушал ли он случайно мое категорическое «нет».

— Выглядит аппетитно. — Я отламываю ломтик вилкой, отправляю в рот и стараюсь не подать виду, что еда совершенно не соленая. — И на вкус тоже.

Марина с завидным аппетитом штурмует свою тарелку, кривится и щедро орудует солянкой, которую потом передает мне, закатив глаза с видом «ну и зачем было притворяться?»

— А где Влад? — спрашивает Марина как раз в тот момент, когда я в очередной раз пытаюсь избавиться от его застрявшего в ноздрях запаха.

Я медленно возвращаю вилку на тарелку, пытаясь понять, почему сестра спрашивает об этом меня. Мы все-таки разбудили ее вчера? Она