У туалета Даф натолкнулась на молодого человекастуденческого вида с ежиком темных волос. На шее у него болталось полотенце.Зубная щетка была залихватски заткнута за ухо.

– Э-э… – произнесла Даф. – Вы тоже туда? Я завами.

– Я вырос за полярным кругом, где шесть месяцев ночь.Мне всю жизнь хотелось увидеть море, – вежливо объяснил Дафне молодойчеловек.

Дафна натянуто улыбнулась и метнулась в тамбур. В тамбуремрачно покуривал здоровенный детина, руки и даже шея которого были покрытытатуировкой. Даф попятилась, прикидывая, успеет ли она выхватить флейту.

Детина ухмыльнулся.

– Я вырос за полярным кругом, где шесть месяцев ночь. Уменя всегда была мечта – увидеть море, – произнес он прокуренным голосом ивнезапно подмигнул Даф.

Дафна налетела спиной на дверь, ойкнула, промчалась покоридору и, вернувшись в купе, захлопнула дверь. Рука Прасковьи успелаисчезнуть у Мефа с колена.

– Нуцто цаек? – спросил Ромасюсик.

Даф замахала на него руками.

– Что с тобой стряслось? – спросил Меф.

Дафна заткнула ему ладонью рот.

– Не надо. Молчи! Я все про тебя знаю. Ты вырос заполярным кругом, где шесть месяцев ночь. Тебе всегда хотелось увидетьморе, – выпалила она.

– Ты перегрелась, – сказал Меф.

– Я не перегрелась. Я выросла за полярным кругом, и мневсю жизнь хоте… а-а-а!

Меф внимательно посмотрел на Дафну.

– Теперь я схожу за чаем. А ты сиди здесь и ждименя! – сказал он.

– Может, не надо? Там целая толпа психов! Я это точновычислила, потому что я тоже уже псих! – жалобно проговорила Даф.

Меф ободряюще улыбнулся ей и, в профилактических целях ткнувРомасюсика кулаком, вышел в коридор. Старушка с подстаканником, студент сполотенцем и татуированный дылда успели таинственно сгинуть. Меф прошел вагониз конца в конец, недоумевая, кто мог напугать Даф. Он уже возвращался, когдадверь одного из соседних купе распахнулась, и навстречу Мефу выскочили двоеприземистых лысых мужчин с плоскими, лишенными выражения лицами, подобныекоторым встретишь разве только в Нижнем Тартаре.

Один из них рванулся к Буслаеву, но второй схватил приятеляза рукав и, втащив его обратно в купе, захлопнул дверь. Уже сквозь дверь Мефуслышал, как он закричал:

– А ну сел, сволота! Попалить нас хочешь, гнида? Былакоманда «добро»! Команды «фас!» не было!

Все произошло почти мгновенно. Меф не успел дажематериализовать меч.

«Это, похоже, «мальчики Лигула». На «зомбиков» Спуриуса онине тянут», – подумал он, запоминая на всякий случай номер купе. Ага,девятое.

Буслаев еще разглядывал номер купе, когда кто-то решительноотодвинул его в сторону.

– Кыш, пацаненок! Не мельтеши!

Мимо Мефа прошествовала могучая дама. Обычно мешковатыеспортивные костюмы скрывают мускулатуру, однако мощную мускулатуру дамыскрывать было бесполезно. Волосы короткие. Лоб мясистый и низкий. Мефупоказалось, что дама очень похожа на валькирию Таамаг.

Могучая дама равнодушно миновала купе с деградантами изТартара и скрылась в купе № 4.

«Ага! Запоминаем: купе № 9 – мордовороты Лигула. Купе№ 4 – валькирии. Значит, свет тоже подстраховался», – подумал Меф.Настроение у него улучшилось настолько, что, возвращаясь к Дафне, он порассеянности дернул не ту дверь.

И сразу по внезапно воцарившейся тишине понял, что попал нетуда. Однако отступать было уже поздно. По углам купе дрожали три пепельно-бледныхтуриста с рюкзаками. Между ними на грязном коврике, составляющем непременныйатрибут всякого фирменного поезда, валялись осколки разбитого сосуда.

У столика клубился мутный, недавно материализовавшийся ифритс лицом капризного пианиста, которому доброжелательно предложили провестиконцерт на баяне, так как рояль разбил ребром ладони каратист, вошедший в ражво время показательного выступления.

Ифрит был устрашающе огромен. Тесное купе едва вмещало егопышные телеса. Бритая синяя голова была покрыта буграми. Едва Меф вошел,выпуклые глаза ифрита перенацелились на него. В совиных зрачках ползлиподмосковные елочки. Мефа это не удивило. Ифриты, особенно те, что долгоотсыпались в сосудах, ребята малость тормозные. Всех, что были потолковее,Лигул давно трудоустроил на службу мраку.

Меф уже хотел выскользнуть, когда до ифрита наконец дошло,что в купе произошли какие-то изменения.

– Ты кто будешь, ничтожный? – грозно спросил он.

При каждом новом слове из его рта вырывался розовый дымок.

– А ты кто будешь, о чтожнейшейший из чтожных? –спросил Меф.

Ифриты говорят на всех языках мира, но на всех одинаковоплохо, так что игру слов с ними можно позволять себе любую. Главное, чтобы лицоказалось серьезным и голос не прыгал.

– Саид ибн Юсуф. Гроза Малой Азии и Всея Востока.Король ночного тумана. Опустошитель городов и селений, – с гордостьюпредставился ифрит.

Меф не стал падать ниц. Ему было известно, что ифритыбольшие любители похвастать. Найди на любой помойке десяток ифритов и – можнопоклясться! – все они окажутся царями царей.

– А теперь отвечай, как твое имя, если хочешьжить! – потребовал ифрит.

– Умоляю, величайший, не убивайте меня! Ромасюсикимы, – представился Меф, справедливо решивший, что собственное имя лучше несветить. Едва ли ифрита послал свет. Он с ифритами не связывается.

Ифрит великодушно кивнул.

– Так и быть. Пока не убью. Ты человек?

– Человек, – грустно признал Меф, делая виноватоелицо.

– Ненавижу людей! – нахмурился ифрит.

Туристы по углам затряслись, прячась за рюкзаки.

– А стражей? – спросил Меф, пытаясь осторожновыяснить, кому ифрит служит: Спуриусу или Лигулу.

Ифритам можно задавать любые вопросы. Создания хаоса, онирабы своих желаний, часто смутных и им самим малопонятных, а вот любопытствалишены абсолютно.

Саид ибн Юсуф погрузился в раздумья. В его правом глазу ещеползли елки, однако в левом уже появился Меф. Буслаев подумал, что выражение«доходит как до жирафа» легко можно переделать в «доходит как до ифрита».

– Ненавижу стражей! – сказал наконец ифрит.

– И света, и мрака? А кого больше? – уточнил Меф.