Арей посмотрел на нее так, что Дафна пожалела, что не родиласьнемой. Немые хотя бы не считают, что спросить проще, чем подумать.

Когда Мефодий и Дафна вышли из резиденции мрака, их ужеждала желтая «Волга» с шашечками – пожалуй, самая банальная машина, которуюкогда-либо использовал комиссионер мрака. Возле «Волги», хмуро косясь на шумнуютолпу туристов, прохаживался хан Мамай. Экскурсия уже почти прошла, когдаМамай, не выдержав, сердито закричал и, потрясая кулаками, едва не бросился наодного круглого улыбчивого итальянца. Итальянец поджался и поспешил за экскурсоводом.

– Чего он так на итальянцев кидается? – удивилсяМеф.

– А кто его убил? Ну после уже, когда он с Куликоваполя бежал… Свои же, между прочим, союзники чпокнули! – напомнила Даф.

– Так вроде же генуэзцы?

– А генуэзцы – это, извините, кто? Таинственный народиз африканской глубинки? – мягко спросила Даф.

Мамай сердито открыл багажник, позволил Мефу забросить сумкии сердито захлопнул. До самого Курского вокзала он не проронил ни звука, толькомолча колотил ладонью по гудку. Даже правила нарушал зло и неинтересно, безобычного задора.

Я хочу с этой куклой поехать на море. А где у нее туловище?

Детская фразочка

На вокзале Мамай сгрузил их и умчался, ни разу ни в кого неврезавшись, что свидетельствовало о его глубочайшем внутреннем разладе.

– Так… кота в машине не забыли… Буслаева не забыли…Пергамент взяли… Можно идти! – сама себе сказала Даф.

– А где твой чемодан? – вдруг вспомнил Меф.

Он хотел уже вновь вызвать Мамая, когда Даф, улыбаясь,разжала ладонь. На ладони Меф увидел крошечный, не больше коробка спичекчемодан. Тот самый, подарок Троила.

– Люблю компактность. И здесь, заметь, кучавсего! – сказала Дафна.

– Как ты это сделала? Маголодией? –заинтересовался Меф.

Он не замечал, чтобы Дафна бралась за флейту.

– Есть такое заклинание: «Sub alie specie!».[5]Произносишь его один раз – предмет уменьшается. Но при этом обязательно долженбыть контакт правой руки с предметом. Не вздумай, скажем, почесать затылок илиприхлопнуть мошку на лбу. Заклинание может решить, что у тебя слишком большаяголова, и сделать ее размером с орех! Усвоил?

– Угу. А обратно как?

– Если хочешь увеличить предмет до прежнего размера,произносишь «Mens agitat molem».[6]Если после заклинания увеличения произносится числительное, то предмет нетолько увеличивается, но и дублируется столько раз, какое число ты назвал.

В глазах у Мефа заплясали ухмыляющиеся арейчики. Дафпожалела, что не промолчала.

– Классно! Представляю, что будет, если вначалеуменьшить – хм… – ну хотя бы вон ту высотку! А потом продублировать еетысячу раз, – сказал Меф.

– Мы опаздываем. Пошли! – быстро проговорила Даф.

Надо было торопиться, пока экспериментирующий Буслаев ненаплодил в Москве кучу высоток.

Подчиняясь общей, почти вирусной суете, которая охватываетвсех, кто оказывается на вокзале, Меф и Даф пронеслись по тоннелю, где издинамиков напирал женский голос:

– Скрр… К шестой платформе третьего… скрр… путиподается поезд номер… скррр… Москва – Симферополь. Нумерация вагонов с головыпоезда.

Голос немного помолчал, делая ту натянутую, попрошайническуюпаузу, которой комик обычно вымогает у зрителей смех, а затем без тени юморадобавил:

– На третий путь подать разборку. Давыдычев, понял?

По всей видимости, этот Давыдычев был известный всемувокзалу тормоз, потому что в следующие пять минут объявление пришлось повторитьеще трижды.

– Какой у нас вагон? – спросила Даф.

– Девятнадцатый. Места двадцать шесть, двадцатьсемь, – не задумываясь, ответил Меф.

Память на цифры у него была цепкая, мужская. Даф же, если ипомнила их, то очень приблизительно и только в том случае, если с указаннымчислом у нее что-то ассоциировалось. Ну, скажем, 12 – месяцы в году, или 32 –количество зубов. Числа же 19, 26 и 27 не ассоциировались у Даф ровным счетомни с чем, поэтому она решила, что раз так, пусть их помнит Меф.

Девятнадцатый вагон оказался последним. Мефу это почему-тоне понравилось. У вагона стояла красная, жаркая проводница в зеленых резиновыхшлепанцах. Меф, прищурившись, скользнул взглядом по ауре. Нет, не ведьма…

Меф протянул ей билеты и паспорта. Даф в очередной раззапамятовала, какая у нее фамилия, и собралась подглядеть в свой паспорт сквозькорочку, но тут проводница увидела Депресняка и забыла о билетах. Меф еще напримере Улиты заметил, что чем толще и жарче человек, тем грандиознее у негозапасы скрытой нежности, которая в числе прочего изливается и на котиков.

– Ути, какой чудесный уродик! Лысенький! Страшненький!Иди к тете Оксане! – засюсюкала проводница.

Депресняк показал зубки, и проводница благоразумно убраларуку.

– Что, не нравится тебе тетя Оксана? Не нравится и ненадо! Будут тут, скажи, меня, уродика, всякие трогать! – Проводницанаконец отвела взгляд от «лысого уродика» и переключила внимание на Мефа.

– Какой чудесный мальчик! Какие милые светлыеволосики! – запела она с уже знакомыми по коту интонациями. –Надеюсь, тебе есть восемнадцать или ты едешь в сопровождении взрослых, потомучто в противном случае тебя ссадят на границе!

Меф внезапно осознал, что, пока они бежали по тоннелю, унего лопнула резинка, которой он закручивал сзади волосы. И вот все, что онотрастил за шестнадцать лет, ни разу не коснувшись волос ножницами, рассыпалосьпо плечам.

Сгоряча Меф передвинул дату рождения на добрый десяток лет.Тетя Оксана изумленно моргнула.

– Простите, молодой человек, я не думала, что вы такдолго болели! – извинилась она.

Вернув Мефу паспорт, она перевела взгляд на Дафну и еепарящие над головой пушистые хвосты. Рот тети Оксаны стал медленно открываться.

– Да-да, знаем! Какая чудесная молодая человечица! Онане лысенькая, как котик. У нее тоже чудесные волосики! – сработал наопережение Меф и, не дожидаясь ответа, скользнул в вагон.