Что касается зеркальных человечков, руководитель исторического семинара в Пендрагоне, выглядевший так, словно десятилетиями жил без солнечного света, встретил как-то в путевых заметках одного писателя упоминание о серебряной женщине. Автор утверждал, что видел ее на поле в Аустрии. Заметки были столетней давности. Одно время Данбар даже пытался привлечь к изучению серебряной ольхи одного сведущего в ботанике коллегу. Увешанное металлическими побрякушками дерево росло неподалеку от городской стены… Но где Альбион, а где Тасмания и недавно основанный университет в Парраматте, чья библиотека и рядом не стояла с книжными сокровищницами Пендрагона.

Если бы еще тон телеграммы не был таким тревожным… Непохоже на Бесшабашного. И это беспокойство передалось Данбару, когда он изучал содержимое полок убогой библиотеки местного университета.

– Могу я спросить, что вы ищете? Судя по всему, вам нужна помощь?

Библиотекарша пыталась удержать огромную кипу книг, придавив ее сверху подбородком. Седые волосы были убраны кое-как, однако глаза, блеснувшие Данбару из-за горы фолиантов, светились неподдельной детской радостью.

Профессор улыбнулся в ответ.

– Боюсь, нужная мне информация поставит в тупик даже самого опытного библиотекаря моей университетской родины. Но по вашему акценту я вижу, что вы тоже из Альбиона? Роберт Данбар.

Она опустила кипу на стол и пожала профессору руку, нисколько не смутившись шерстью на тыльной стороне его ладони.

– Джоселин Багеналь. Я действительно родилась в Альбионе. Однако много лет миновало с тех пор, как пароход доставил меня в эту часть света. Что же это за информация вас интересует?

– Свидетельства о существах из стекла, превращенных в серебро людях и животных, а также… об эльфах. – Голос Данбара дрогнул.

Обычно, услышав последнее слово, люди вспоминали о маленьких порхающих созданиях – травяных и песочных эльфах… Сам по себе список их разновидностей отдавал психическим расстройством.

– Значит, вас интересуют забытые легенды?

Джоселин Багеналь начала разбирать свою стопку: альбийская колониальная политика, история народов кори и анагну, рудники в Нью-Кэмри. Библиотекарша? Скорее, жрица храма знаний. Именно так Роберт Данбар определил бы для себя ее профессию. Мисс Багеналь – он так и не обнаружил обручального кольца на сухих от книжной пыли пальцах – поставила на полку последний фолиант.

– Фир-дарриг?

Она произнесла это слово почти правильно.

– Именно так.

– И в моих жилах есть пара капель крови фирдарригов, – сказала мисс Багеналь. – Но ее хватило разве на то, что у одного из моих прапрадедушек довольно странно росла борода. – Она заложила седую прядь за ухо, и в сережке закачалась жемчужина. Каледонская, насколько успел разглядеть Данбар. Такие еще называют «русалочьи слезки». – Надеюсь, что смогу вам помочь. Дело в том, что я собираю забытые легенды. Забытые, заброшенные, вычеркнутые из жизни… Альбийские и иммрамские, нам-вьетские и альберикские и разные другие. Любой в Парраматте знает о коллекции Джоселин Багеналь. Мне постоянно что-нибудь приносят, но скоро я смогу принимать книги только от карликов, потому что в комнате не останется места даже для кровати. – Она записала на бумажке адрес и протянула Данбару: – С пяти до десяти.

После чего исчезла между полками, словно сошла со страниц одной из книг только ради того, чтобы помочь Данбару. Она и передвигалась с проворством двенадцатилетней, если не более юной, девочки.

Данбар достал листок из кармана.

Джоселин Топанга Багеналь.

Что, если Парраматта – именно то место, которое ему нужно?

Ханута был на седьмом небе. Старость, болезни – все осталось в прошлом.

Он сидел на кожаном диване Алексея Барятинского и учился заряжать пистолет стальной рукой.

В ответ на вопрос Лиски, откуда деньги, Сильвен лукаво усмехнулся.

– Я продал свой «ролекс». Видела бы ты лицо часовщика! Tabarnak, я думал, он умрет на месте. Это, конечно, был не «ролекс», а дешевая копия, но кого это здесь интересует?

Похоже, картофельная водка отняла у Сильвена последние мозги. Джекоб убьет его, если узнает, – четвертует, собственноручно отрежет голову. Однако, выслушав возмущенную тираду Лиски, Сильвен сердито наморщил лоб и прошипел, что ему, Сильвену Калебу Фаулеру – tabarnak câlisse! – начхать на все разговоры о двух мирах и их разделенности, когда речь идет о новой конечности для его друга Альберта Хануты.

Что ж, может, он и прав.

Когда Хануте наконец удалось заткнуть заряженный пистолет за пояс, он смеялся, как ребенок. Вот уже восемь лет прошло с тех пор, как людоед отнял у него руку.

– Гляди-ка, ma puce. – Сильвен вытащил из кармана позолоченный медальон. – Хозяин лавки божился, что достаточно вложить в него прядь волос моей бывшей жены.

Достаточно для чего? Лиска взяла вещицу на ладонь и поднесла к носу. Лиса, прежде всего лиса… Однако здесь и не пахло магией. Сильвен смотрел на нее глазами охотничьей собаки, только что положившей под ноги хозяину свежепойманную дичь, а потом схватил медальон и выбросил в окно, прямо на грядки Барятинского, разразившись при этом отборнейшими канадскими проклятиями, каких от века не слышали стены московского особняка. Облегчив душу, Сильвен плеснул в стакан настоянной на корице горилки, какой князь обычно потчевал своих гостей, и погрузился в изучение «Лондра иллюстрейтед ньюс» трехдневной давности, где-то раздобытой Ханутой. Витиеватый шрифт навевал на Сильвена сон, но он упорно вглядывался в заголовки, надеясь вычитать хоть что-нибудь об интересующих его сокровищах. У Лисы так и не хватило духу лишить его последней надежды.

Снаружи стояла городская ночь, разбавленная мутным светом фонарей. Даже луна казалась окутанной газовым туманом. Тем не менее Лиска не скучала по дому. Было в этом городе нечто, что заменяло ей и леса, и звездное небо. Другой вопрос – как долго это продлится. Лиска даже не пыталась дать название своему чувству.

– «Открытие Лондрского туннеля пройдет без участия его архитектора, – прочитал Сильвен. – Болезнь Джона Брюнеля представляется более серьезной, чем утверждает пресс-служба королевского дома». Лондра? Звучит почти как «Лондон». Или это он и есть?

Лиска бросила на Сильвена предупреждающий взгляд.

Она наполнила бокал сладковатым портвейном из запасов Барятинского, хотя уже успела выпить более чем достаточно, и погрузилась в свое чтение. Но сколько она ни таращилась в книгу, ни одного слова так и не усело в голове. Лиска чувствовала на коже чуткие пальцы Орландо. Так касаются звериной шкуры венчики цветов на лугу. Может, это и называется счастьем? В любом случае до несчастья здесь один шаг. Напрасно Лиса напоминала себе, как часто смахивала с камзола Джекоба следы чужой пудры и чувствовала на нем запах незнакомых духов.