разбор дела. Ребята разгорелись, заспорили, останавливая друг друга:

– Тише! Тише!

– Не мешайте! Пусть сами скажут!

Кто-то тихонько подтолкнул к столу Петю Русакова.

– Это я… – Петя взмахнул длинными ресницами в сторону Мазина. – Для Мазина я это сделал… И еще потому, что из-за нас у Трубачева ссора вышла. И про него статью написали. – Петя развел руками. – Только я, ребята, когда зачеркивал, не думал, что на него подумают.

– А что же ты думал? – крикнул Белкин.

– Просто… ничего не думал… Я хотел выручить.

Кто-то засмеялся. Петя махнул рукой и отошел от стола.

– Что у нас только делается! – всплеснула руками Синицына. – Один за другого… один за другого… И все виноваты. – Она всхлипнула в платочек и, заметив взгляд Вали Степановой, быстро отвернулась.

В комнате снова поднялся шум:

– Подожди, Русаков!

– Спросите его, почему он в классе молчал?

– Почему Мазину не сказал сразу?

– Русаков, почему ты молчал, когда мы на Трубачева думали? – крикнул бледный от волнения Одинцов.

Петя покраснел и опустил голову.

– Я не мог… Я боялся…

В комнате стало тихо.

– Эх! – с презрением бросил кто-то. – Боялся! А товарища подвести не боялся?

Петя вспыхнул, сморщился, губы у него задрожали. Надя Глушкова взволновалась, вскочила с места:

– Ребята, нехорошо так! Он же сознался все-таки!

– Не защищай! – строго сказала Лида Зорина. – Пусть сам скажет.

– Он сам ничего не скажет, – вступился Мазин. – Потому что тут история другая. Степанова правильно сказала: мы мало знаем друг друга. Как Петька живет, что у него есть и чего он боится, – это из всего класса знаю один я.

Ребята притихли.

Сергей Николаевич написал на клочке бумаги: «Это обвинение нас тоже касается».

Митя прочитал, скомкал бумажку. Он был расстроен, светлые волосы липли к его мокрому лбу. Он силился вспомнить домашнюю обстановку Пети Русакова и сердился на себя и на Мазина, который знал больше, чем он, Митя.

А в наступившей тишине ребята уже решали по-своему вопрос о Пете Русакове:

– Мазин знает, что говорит! И кончено!

– А ты, Петя, на нас не обижайся! – Ребята сорвались с мест и окружили Петю.

– Тише! – крикнул Митя. – Сергей Николаевич будет говорить.

Ребята затихли.

– Я не буду разбирать всю эту историю в подробностях. Мне кажется, всем вам уже ясно, как произошло то, что Трубачев, председатель совета отряда, оказался в таком тяжелом положении. Вас, конечно, интересует больше всего вопрос, кто виноват. Ну, виноваты тут многие. Прежде всего и больше всего, несмотря ни на что, сам Трубачев. Потом, конечно, Мазин – в этой пропаже мела – и Русаков…

– И Одинцов тоже, – подсказал кто-то.

– Одинцов? – переспросил Сергей Николаевич.

– Одинцов! Одинцов! – крикнул Мазин.

– Не вижу вины Одинцова. В чем ты его обвиняешь? – спросил учитель Мазина.

– Я уже говорил. Он не разобрался и написал. Да еще про своего товарища.

– Что он не разобрался, куда делся мел, то в этом его обвинять нельзя, потому что мел лежал у тебя в кармане и этого Одинцов предполагать, конечно, не мог. А что он совершенно точно и честно описал все происшедшее в классе, несмотря на то что в этом участвовал его лучший товарищ, то за это, по-моему, Одинцова можно только уважать. Как вы думаете?

Белкин вытянул вперед руку.

– Пусть ребята думают как хотят, а я скажу про Одинцова так… что мы, когда… вообще… это было, думали: Одинцов вообще не напишет про своего товарища… И решили считать его… ну, вообще, если напишет – честным пионером, а если скроет – нечестным. И вот он написал. И мы считаем – это честно! – волнуясь, сказал Белкин.

Сергей Николаевич кивнул головой:

– Скажи ты, Малютин!

– Мне кажется, что он поступил честно, но как-то не по-товарищески все-таки. Потому что Трубачев не ожидал, а когда пришел на редколлегию, то сразу увидел, и это на него тоже подействовало.

– Верно! – крикнул Мазин. – Предупреди, а потом пиши. Да разберись раньше, где мел. А не знаешь, где он, – так не пиши!

Кто-то засмеялся.

Одинцов поднял руку:

– Я не писал про мел. Я всегда пишу то, что вижу и слышу. И потом, думал так: если не напишу, то какой же я пионер, а если напишу, то какой же я товарищ? – Одинцов посмотрел на всех. – Я все думал… А тут ребята меня спросили прямо в упор. И я сразу как-то понял, что должен написать. Только я не предупредил Трубачева… Это верно. Мне не пришлось как-то с ним поговорить.

– В этом ты, конечно, неправ, Одинцов. Такие вещи надо делать открыто, – сказал Сергей Николаевич. – Но все-таки из виноватых мы тебя исключаем!.. Верно? – улыбнулся он.

– Верно, верно! – закричали ребята, обрадованные его улыбкой.

Сергей Николаевич взглянул на часы.

– И так как теперь уже очень поздно, то давайте пока буду говорить я один, и уж только в том случае, если моим противником окажется такой отчаянный спорщик, как Мазин, мы дадим ему слово, – пошутил учитель. – Так вот, что я хотел вам сказать – и это, по-моему, самое главное. Для меня сегодня выяснилось, что вы неправильно понимаете слова «товарищество», «дружба». Отсюда и поступки у вас неправильные. Например, Мазин выручает Русакова, чтобы я не обнаружил, что Русаков лентяй, что он плохо учится, не знает урока… Мазин хочет, очевидно, чтобы Русаков с его товарищеской помощью остался на второй год… Подожди, Мазин, я все знаю, что ты хочешь сказать.

– Мазин, не мешай! – крикнула Зорина.

– Я хочу сказать! – Мазин выставил вперед одну ногу, но, увидев Митин взгляд, убрал ногу и махнул рукой. – Я, Сергей Николаевич, еще докажу, какой я товарищ! – крикнул он, отходя от стола.

– Это очень хорошо, – спокойно сказал Сергей Николаевич, – но то, как ты сейчас доказал нам, это плохо, это называется ложным товариществом. И, к сожалению, вся эта история построена на ложном товариществе. Русаков зачеркивает фамилию Трубачева – глупо и не нужно, он тем самым ставит Трубачева в тяжелое положение подозреваемого. А почему Русаков это делает? Я уверен, что из любви к товарищу… Так вот что я хочу сказать вам, ребята! Учтите это на будущее. Есть прямое, честное пионерское товарищество – и есть мелкое, трусливое, ложное выручательство. Это вещи разные, их никак нельзя путать. К товарищу надо относиться бережно и серьезно… Ну вот, я все сказал, что хотел. Подумайте над этим хорошенько. Думаю, что даже Мазин со мной согласен сейчас… А, Мазин? – улыбаясь, спросил Сергей Николаевич.

Никто не засмеялся. Лица у ребят были серьезные. Расходились молча. Каждый торопился домой, чтобы обдумать про себя что-то очень важное и