– Да, многие уже похолодели… – нехорошо усмехнулся тот. – Вот Большой Маст, например. Ну, а ваш неожиданный приход, Семен Андреевич, по сути, не так уж и неожидан. Вот вы узнали, что муж Александры – мой бывший командир. Подумали, что неплохо бы его прощупать лично. Наверно, шевельнулись у вас какие-то сомнения относительно того, мертв ли я на самом деле?.. Иначе к чему такие телодвижения? Другое дело, что этот ваш визит парадоксальным образом совпал с моим. Наверно, кто-то наверху решил вернуть мне разом все долги. Да вы присаживайтесь, судьба уже распорядилась за вас. Разговор будет куда более долгий и интересный, чем если бы мы просто вспоминали фронтовые годы… не в обиду, Васильич, – повернулся он к мрачному, бледному Санаеву, который, нахмурившись, переводил взгляд с Лагина на Каледина.

– Гена, – сказала ему Александра, – ты спокойнее… Я все объясню. В конце концов, здесь все друг с другом давно знакомы. Ну, или – почти все.

– Да я вот тоже знаю Семена Андреевича, – подал голос Вишневецкий, – еще с тех пор, как он вошел в класс школы-интерната № 1 и застал там сценку под условным названием «убийство Цезаря». С участием того же Мастриди, кстати, которого тогда именовали просто Юрка Пыж.

– Знакомые все лица, – с некоторым принуждением усмехнулся Лагин и сел за стол. – Ну, налейте и мне, раз вот Илья обещает долгий и интересный разговор. Что ж я всухую-то буду слушать?

– Это вы правильно говорите, товарищ Лагин. Вы вообще все правильно говорите вот уже много лет, только ничего хорошего из этого не выходит. И все, кто вас слушал, тоже ничем хорошим не кончили. Вот тот же Принц, которого ставили в пример в Ванино… Взорвали его. Или Большой Маст, которого вы в свое время опекали, а потом ловко упекли под совершенно другим именем на зону – зарезали его. Да вы, наверно, слышали. Да и Ленька Ип…

– К этому замечательному списку ты забыл присовокупить товарища Паливцева, с которого все и началось, – сказал Лагин.

– А, Лева, которого я не убивал, но все равно получил двадцатку за двойное убийство? Да, Леву я не убивал. Чем дальше, тем больше прихожу к выводу, что Паливцева убил все-таки ты, Семен Андреевич. Не хотел ворошить совсем уж стародавнее прошлое, напоминать даме, – Илья выразительно взглянул на Александру, которая сидела, уставив взгляд куда-то в стену, – напоминать ей о ее возрасте. Но раз уж подобралась такая отличная компания, отчего нет? Ваня, начисли нам еще по соточке… Борис Леонидыч, поухаживай за хозяйкой дома – с твоего позволения, Васильич… Да, товарищ Лагин, мне упорно кажется, что прирезал этого Паливцева все-таки ты. В конце концов, это тебя он шантажировал. В конце концов, это тебе грозил его длинный язык. Так что если ты и не сам завалил, то организовал мокрое дело и наверняка знаешь настоящего убийцу, вот я что тебе скажу.

– А я даже скажу тебе больше. У тебя действительно есть основания подозревать меня в сокрытии улик, – в тон Илье проговорил Лагин и перевел взгляд сначала на Санаева, потом на бледную, вытянувшуюся в струнку на своем стуле Александру, – у тебя действительно есть право сетовать на то, что ты не убивал, а срок получил. И я тебе больше скажу!.. Все эти годы я пытался тебе помочь. – Лед сардонически улыбался. – У меня была своя рука в Управлении лагерей. Не в последнюю очередь благодаря моей помощи ты выжил. Не был пристрелен при очередной попытке к бегству. Попал на фронт и получал звания…

– Ты еще скажи, что и на фронте был моим, извиняюсь за выражение, ангелом-хранителем. Чушь! Думаю, ты не удивишься, Лагин, если я отвечу: я не верю ни единому твоему слову. Да даже если бы и верил – что это меняло? В конце концов, я давно не тот девятнадцатилетний парень, что шел на свадьбу любимой девушки не в роли жениха, а так… И никто не вернет это время. И никто не вернет те годы, которые я прожил словно за кого-то другого. Ненавидя уголовщину, стал вором в законе. Будучи по рождению и убеждениям белым, воевал за Красную Армию. Об этом я как раз не жалею! Но все остальное… – тихо сказал Илья, и Вишневецкий, Снежин, Санаев со смятением увидели в его глазах слезы. – Так получилось, что я жил не за себя. Как будто в моих жилах, в моей жизни текла не настоящая, а бутафорная кровь. Холодная, наигранная. Только четыре года, – с жаром сказал Илья, опровергая свои слова о холодной крови, якобы текущей в его жилах, и глаза его заблестели, – только четыре года я был самим собой. Я воевал!.. Страшная и несправедливая война, потому что многие из тех, кто должен был жить, погибли, а многие из тех, кто должен не умереть даже, а издохнуть – живут.

– Илюша… – тихо вздохнула Александра.

– Каледин! – выговорил ее муж. – Лейтенант Каледин, не раскисать! Ты же был лучшим разведчиком в моей части. Да что там части – в моей жизни! Так что вот этих арий Монте-Кристо мне тут не надо! Возьми себя в руки. Начни с нуля. Ты – настоящий человек, ты мужик; я же видел, чего ты стоишь на фронте, а там гнилое нутро и слабину сразу обнаруживаешь… Я не знаю, какие у вас в прошлом трения с Семеном Андреевичем, это ваше дело, но ты не имеешь права говорить про себя чушь, что, дескать, ты даром прожил свою жизнь!.. Соберись! Сожми кулаки! Все еще будет! Сколько тебе лет – сорок, ну, сорок два? Мне сорок четыре, и в сорок лет я начал жить заново! И – счастлив…

– Только тебя не держит за горло татуированными блатарскими лапами прошлое, – уже спокойнее выговорил Илья. – Ладно. Ты совершенно прав, подполковник. Я слишком долго боролся со своим прошлым. Пора бы от него избавиться. В конце концов, у меня все-таки есть иллюзия, что я могу начать жизнь с чистого лица. Вот только не в этой стране. Нам нужно уехать отсюда. Всем. Мне, Вишневецкому, Ивану. Деньги не вопрос – все-таки не зря в деле с убийством Льда фигурировал пропавший воровской общак, правда, Семен Андреевич? Только прежде мне придется задним числом оправдать годы, проведенные на зоне.

– Это как же? – спросил Лагин. – Если ты намекаешь на то, что неплохо бы меня располосовать, посадить на перо, расквитаться за события многолетней давности – так это ты напрасно. Неужели будешь делать это на глазах у Альки, на глазах у своего бывшего командира? Представляешь, какие неприятности ждут их, когда на отведенной им жилплощади уголовник-рецидивист завалит высокопоставленного работника Советского правительства? Кстати, внизу меня ждет машина с шофером, который, выждав определенное время, может и поднять тревогу. Это тебе в голову не приходило?

– Есть непреодолимые обстоятельства, – с сарказмом ответил Лед. – Все тобой перечисленное, Семен Андреевич, к таковым не относится.

– Так, – тревожно сказал Санаев, – я не знаю, что ты задумал, Илья, но…

– Спокойно, Васильич! Если ты думаешь, что я хоть одним своим шагом могу подвести тебя под монастырь, значит, я сам виноват, что не убедил в обратном… Я тебе слово даю, что в твоем доме все будет тихо и спокойно.

– И вы, товарищ подполковник, зная о том, что грозит замминистра Госконтроля СССР, будете сидеть в бездействии? – усмехнулся Лагин. – Вы же советский офицер. Должны защищать свою партию и правительство от уголовного элемента.

Санаев молчал. Кривил губы Лед. Лагин перебросил взгляд на Альку и выговорил: