– Сэр! – окликнул он Резника, привлекая внимание к тому, что происходило за окном автомобиля.

По тротуару тащила свою огромную тушу квартирная хозяйка Боксера Дэвиса. Через каждые десять ярдов она останавливалась, ставила пакеты с покупками на асфальт и переводила дух, после чего ползла дальше со скоростью улитки. Когда Фран подошла ближе, полицейские расслышали позвякивание бутылок в ее пакетах.

– Вот ты ж!.. – воскликнул Резник, когда Фран наклонилась, чтобы подтянуть сползающие колготки, и при этом безразмерная грудь женщины чуть не вывалилась из лифа блузки. – Закрой глаза, Эндрюс. Невинным детям вроде тебя на такое смотреть нельзя.

Эндрюс, не подумав, ответил:

– Я уже видел женскую грудь, сэр.

– Такая тебе точно не встречалась. – Резник открыл дверцу автомобиля, швырнул окурок в придорожную канаву и направился вслед за толстухой.

Фран свернула на неухоженную, заросшую дорожку. Ворота открывать не пришлось – они всегда были распахнуты, перекосившись на одной ржавой петле. Квартирная хозяйка привалилась к двери и достала из кармана ключ.

– Эй!

От громкого окрика прямо у нее за спиной Фран испуганно дернула головой.

– Фран, хотим задать тебе еще пару вопросов.

В квартире толстухи стояла отвратительная вонь, в которой смешались запахи кошек, пива, пищевых отходов и немытого тела. Гостиная была пыльной и темной; похоже, побитые молью плотные занавески не раздвигались уже много лет. Резник помог Фран снять плащ, а Эндрюс подхватил пакеты с алкоголем и отнес их к двери в столовую.

– Присаживайся, дорогуша. Как самочувствие? – осведомился Резник.

Ему было в высшей степени наплевать на самочувствие Фран, но нужно быть с толстухой помягче, чтобы она согласилась сотрудничать. Инспектор аккуратно сложил ее плащ, перекинул через спинку стула, а сам сел на пуф перед креслом, куда Фран опустила свое массивное тело.

Под правым глазом квартирной хозяйки все еще виднелся синяк, хотя теперь в нем преобладали желтые и фиолетовые тона, а не темно-синие и черные, как несколькими днями ранее. Ссадины были залеплены пластырем, отчего лицо выглядело еще хуже, чем раньше, а одну сторону головы выбрили в больнице, чтобы наложить шов.

Эндрюс глянул на часы. Каждый раз, когда Резник играл роль «хорошего копа», сопровождающий его полицейский засекал время. Тот, при ком Резник протянет в этой роли дольше минуты, получал с остальных по десятке.

– Ну а теперь, дорогуша, пришла пора рассказать нам о том, кто это с тобой сделал, чтобы мы посадили его под замок, – самым ласковым своим тоном произнес инспектор.

Фран улыбнулась и похлопала Резника по руке:

– Вы очень милый.

От ее холодных и потных пальцев-сосисок Резнику было очень щекотно и хотелось отодвинуть руку, но инспектор сдержался.

– Я бы и рада была все вам рассказать, – продолжала она, – да вот беда – ничего не помню. И я не вру. Меня ударили по голове. Правда, я не могу вспомнить кто. А может, не хочу. Знаете, так бывает из-за травмы. Доктор это вам подтвердит. Подсознание блокирует то, что мы не хотим помнить, – вот так он сказал, кажется.

– Ты все позабыла не из-за травмы, а из-за денег, Фран. Откуда у тебя деньги на выпивку?

Эндрюс отвел взгляд от часов. Все, конец. Пятнадцать секунд!

– У меня все-таки бизнес, знаете ли! Я могу себя обеспечить! – сказала Фран.

– Что ты будешь делать, если он вернется, а? Нальешь ему виски?

– Он не вернется! – в страхе взвыла Фран. – Зачем ему возвращаться?

Резник продолжал давить:

– Так ты же явилась к нам в участок, дорогуша. Пришла по собственной воле… А теперь мы пришли тебя навестить. Что, если он следит за тобой? – (С каждым его словом Фран становилось все страшнее.) – Он не производит впечатления чуткого и терпимого человека. Если ему покажется, что ты с нами сотрудничаешь, то он может навестить тебя снова. Но стоит тебе сказать, кто он такой, и мы тут же схватим его и упечем за решетку.

А ты, дорогуша, сможешь спокойно сидеть в своей чудной квартирке и наливаться пивом в полной уверенности, что он не постучится в твою дверь в ближайшие пять-десять лет.

К концу его речи Фран испускала душераздирающие всхлипы, выжимая из легких воздух резкими, короткими толчками, отчего ее живот с шумом вздымался и опускался. Эндрюсу стало жаль несчастную толстуху настолько, что он даже вынул свой носовой платок и протянул ей. Фран громко высморкалась. И тут Резник вскочил на ноги так порывисто, что опрокинул пуф.

– Арестуй ее за препятствование работе полиции! – приказал он Эндрюсу. – Давай, дорогуша, поднимайся. Мне надоело слушать твое вранье.

Фран взвыла и протянула руку Эндрюсу. Тот, как всегда не подумав, протянул в ответ свою ладонь, и Фран ухватилась за нее, как утопающий за соломинку.

– О-о-о-о, не арестовывайте меня! Я вам все рассказала. Я больше ничего не помню, честное слово, ничего!

Эндрюс освободился от хватки Фран и попытался вытащить ее из кресла. С тем же успехом он мог бы тянуть слона.

– Пожалуйста, не забирайте меня, – причитала Фран. – Ах, если бы Боксер был здесь… Он бы позаботился обо мне.

– Боксер мертв, – процедил Резник. – Его убил тот же человек, который отколошматил тебя до полусмерти.

Фран завыла еще громче. Эндрюс отступил, спасая барабанные перепонки. Резнику достало порядочности, чтобы сделать перерыв и дать женщине время выплакаться. Когда пауза показалась ему достаточной, инспектор присел перед квартирной хозяйкой на корточки.

– А теперь слушай меня внимательно, Фран, – жестко произнес Резник. – Если тебе заплатили, чтобы ты держала рот на замке, то мы с тобой серьезно поссоримся.

– Мне не…

– Заткнись и слушай, потому что мое терпение на пределе! Я знаю, что тебе было больно, но другим было больнее. – Резник вскочил, схватил один из ее пакетов с бутылками и сунул Фран прямо под нос. – Откуда у тебя деньги на все это? Можешь не врать, будто аренда твоего клоповника приносит хоть какой-то доход. Кто тебе заплатил? Говори, Фран, кто?

Пока Резник размахивал тяжелым пакетом, одна из ручек лопнула, и бутылки посыпались на пол. На ковре растеклась пивная лужа. Фран зашлась в новом приступе воя:

– А-а-а-а, мое пиво! Мое пиво! – Женщина закрыла лицо руками и зарыдала.

От раздражения на то, что у него никак не получается расколоть несчастную толстуху, Резник побагровел:

– Ты скажешь мне, кто напал на тебя! Ты скажешь, кто дал тебе деньги…

– Я не знаю! Не знаю! Уже тысячу раз вам говорила. Пришел какой-то приятный человек и спросил Боксера, я проводила его наверх. Второй пришел позднее… Тот, который избил меня. Я не знаю ни первого, ни второго. Клянусь. А больше ничего не помню.