Резник сделал глубокий и сиплый вдох, наполнив легкие кислородом, чтобы успокоиться. Сунув руку в карман, он вытащил свое удостоверение и бросил его на стол Сондерса:

– Можете выбросить мое заявление о повышении. Я увольняюсь из полиции.

Сондерс покачал головой и встал из-за стола. Он не хотел этого, но Резник перешел все границы, а уговаривать его образумиться у старшего инспектора уже не было сил.

– Думаю, увольнение вам лучше обсудить со старшим суперинтендантом.

– Я обсуждаю его с вами! Знающие люди… вы помните их: Боксер, Гнилозубый, я. Фишеры в страхе бегут от кого-то более страшного, чем они сами! Попомните мои слова: вы еще услышите о Гарри Роулинсе. Он где-то рядом, целый и невредимый… Я знаю это. И когда он вернется, разбираться с ним будете вы, а не я!

Теперь Сондерс окончательно уверился в том, что Джордж теряет связь с реальностью.

– Пожалуйста, Джордж, пойдите сейчас домой, передохните. Не надо принимать поспешных решений.

– Мое заявление об увольнении утром же будет у вас на столе. Ведь вы этого хотели с самого начала, да? Что ж, когда вы все увидите, что я прав, будет уже поздно – никому из вас не сносить головы.

И Резник, сердито хлопнув дверью, покинул кабинет начальника.

На первом этаже, перед самым выходом, Резнику пришлось остановиться – его настиг приступ кашля. Инспектор едва мог дышать, сердце готово было выскочить из груди. Прислонившись к стене, Резник ждал неминуемого, как ему казалось, сердечного приступа и вдруг увидел идущую по коридору Элис. Она ускорила шаг, заметив, что Резнику плохо.

– Глубокие вдохи, сэр, длинные глубокие вдохи.

Резник и сам знал, что нужно делать в таких ситуациях, и все равно заботливое напоминание Элис действовало на него, как волшебное снадобье. Особенно сейчас. Секретарша помогла инспектору восстановить нормальное дыхание и спросила, не принести ли стакан воды.

– Нет, обойдусь, – сказал Резник. – Но я попрошу тебя об одолжении, Элис, будь лапушкой. Напиши для меня один документ.

– Не могу… – начала Элис, желая напомнить Резнику, что больше она на него не работает.

Однако теперь уже было не важно – одним дисциплинарным проступком больше, одним меньше.

– Нет, – оборвал ее Резник, – мне очень надо, Элис. Пожалуйста. Это рапорт об увольнении.

– О, сэр. – Элис не знала, что сказать.

– Они забрали у меня дело Роулинса, поэтому я ухожу. – Резник опустил голову и выглядел очень несчастным, когда объяснял ей, что именно следует написать в заявлении.

Элис не слушала. Она никогда не слушала, когда инспектор диктовал письма. Обычно она писала то, что он сказал бы, если бы у него было время обдумать текст.

И сейчас она поступит так же. Пока Резник говорил, Элис представляла, как скажет ему: «Я уйду вместе с вами, Джордж. Мы оба достойны лучшего». От одной мысли о том, чтобы назвать его по имени, у секретарши перехватило дыхание. Оставалось надеяться, что ей и не придется ничего говорить. Резник всегда был ужасным брюзгой, но это был ее брюзга. Он был ее ворчливым, блестящим, противным, целеустремленным полицейским, и никто не умел с ним справляться, кроме нее.

Закончив, Резник посмотрел на Элис:

– Когда будете скидываться на прощальный подарок, не покупайте будильник, ладно?

Элис попробовала улыбнуться, хотя ей хотелось плакать.

Резник наклонился и прикоснулся губами к ее щеке:

– Спасибо тебе за все, Элис. И за то, что терпела меня.

Элис молча смотрела, как Резник, понурый, в старом плаще, с помятым портфелем в руке, толкает входную дверь. Когда он ушел, Элис расплакалась. Да, она первая готова была признать, что ее чувства к столь малоприятному человеку трудно понять. Но с Резником Элис знала, как себя вести, знала свою роль, знала, что благодаря ей он может быть лучшим копом в участке, поскольку она прикрывает его, выслушивает его жалобы, подбадривает и защищает – в основном от самого себя. И все-таки она не справилась. Он придавал смысл ее существованию, никто другой не сделал для нее большего. Резник понятия не имел, как сильно она его любит, – и теперь никогда об этом не узнает.

Белла стянула с лица маску и отошла на несколько шагов, чтобы вдохнуть свежего воздуха. По ее лбу и щекам текли капельки пота. Она с гордостью оглядела «форд-эскорт», на котором им предстоит скрыться с места ограбления. Белле не доводилось еще красить из пульверизатора автомобили, зато она опрыскала блестками и искусственным загаром немало стриптизерш в гримерке клуба, а по сути это почти одно и то же.

Когда Долли купила этот фургон две недели назад – на поддельное имя и за наличные деньги, – он был красного цвета, теперь же сиял ослепительной белизной. С двигателем были кое-какие проблемы, но тут засучила рукава Линда и сумела навести под капотом порядок. Она успела многому научиться у Карлоса за несколько недель знакомства, даже поняла, что такое «чувствовать» мотор. Карлос говорил, что можно прочитать сколько угодно инструкций, но они не заменят интуицию. Может, и так, однако Линда все равно много читала, особенно про те модели, которые стояли в гараже Долли. Если хотя бы одна из машин сломается, то им всем грозит тюрьма. Не больше и не меньше.

Белла подошла к Ширли, которая что-то тихонько напевала, пока рисовала наклейки с логотипом муниципального спецтранспорта для их нового фургона.

– Все покрашено, можно клеить, – сказала Белла.

Ширли подняла на нее взгляд:

– Как думаешь, нормально получилось? – Ей было важно мнение Беллы.

Та кивнула:

– Очень профессионально. С твоими наклейками его будет не отличить от настоящего фургона муниципальной службы.

В дальнем углу ангара Линда чистила обрезы. Ее лицо было пепельно-серым, рот сжат в тонкую бескровную линию, и она то и дело поглядывала на входные ворота. Линда ждала Долли.

– Все в порядке, Линда? – спросила Белла.

Она опасалась, что при появлении Долли подруга закатит сцену. Дело шло к вечеру, а Белла наблюдала за Линдой весь день. Она даже пыталась уговорить Линду пойти домой, но та отказалась. И продолжала сидеть в гараже и выжидать – напряженная, как сжатая пружина. Белла нагнулась к Линде и зашептала на ухо:

– Знаю, ты горюешь о Карлосе, но скандал с Долли его не вернет. Подожди, пока мы не провернем наше дельце, а когда получишь свою долю, можешь скандалить с ней, сколько угодно. Или даже отвесить ей пощечину, если от этого тебе полегчает. Ты меня слышишь, Линда?

– Это трудно, Белла, – ответила подруга. – Она как будто вырвала из меня душу… Но я постараюсь удержать свои чувства при себе. Не хочу подводить тебя и Ширли.

Белла похлопала Линду по плечу и пошла привинчивать к фургону поддельные номера.