Рука ее была гладкой, будто высеченной из мрамора, — ни складочки, ни морщинки, кроме трех, как помнила Машка, основных. Причем все три линии были глубоко прорезаны в коже и уходили на тыльную сторону.

Ни один уважающий себя хиромант не согласился бы предсказывать будущее по такой руке.

— Говорят, — успокоила ее Тото, — такое случается; например, после сильного ожога.

— Что за чертовщина?! — выдохнула подруга, — Слушай, а ты-то сама обращала на это внимание?

— А как же, даже к хироманту ходила как-то — и попрошу без пошлых комментариев.

— И что он сказал? — не приняла Маша предложенной игры, а очень серьезно.

Парень за соседним столиком настолько сильно отклонился назад, что чуть не сверзился с сиденья — так ему нужно было знать, что именно сказал предсказатель.

— Да что сказал? — пожала плечами Тото. — Сказал, что надо мной не властны три вещи — время, судьба и рок.

— А судьба и рок — это разве не одно и то же? — изумилась Машка.

— Выходит, что нет.

— Почему ты мне об этом никогда не рассказывала?

— В голову не приходило. Да и разве это имеет хоть какое-то значение?

— Тань! — Машка заглянула ей в глаза. — Ты один день нормально, по-человечески прожить можешь?

— Да нормально все, что ты дергаешься?

— Нет, — настаивала та. — Я тебя просто спрашиваю: а слабо один день в жизни встать в восемь утра, опоздать на работу, переругаться в троллейбусе с кем-нибудь, нахамить начальству, одолжить двадцатку до получки и в одиннадцать вечера плюхнуться на диван перед телевизором?

Татьяна посмотрела на нее странным взглядом — Машке пригрезилось, что глаза у подруги сделаны из драгоценных камешков и вставлены в глазные впадины, так холоден и безразличен оказался этот взгляд; и спросила равнодушно:

— А зачем?

* * *

— Ты где был? — спросил Сахалтуев, когда тощая фигура стажера нарисовалась в дверях.

Капитан сегодня пребывал в скверном расположении духа. С самого утра он один оставался на хозяйстве, потому все шишки валились на его многострадальную голову. Началось с того, что загорелся электрочайник. Что заклинило в его, чайника, умных мозгах, одному Богу ведомо, но он внезапно издал странный звук, похожий на треск плотной рвущейся материи, затем побормотал что-то невразумительное и завершил выступление прелестным фейерверком из рассыпавшихся по кабинету искорок. Запахло паленой проводкой, что-то задымилось, и бравый капитан принялся тушить «возгорание».

Так, в одночасье, он остался и без чайника, и без вожделенной чашечки кофе. И долго еще бормотал что-то невразумительное себе под нос, вспоминая, как с самого начала был категорически против приобретения в складчину этого чуда враждебной техники и как упорно, хотя и тщетно отстаивал права кипятильника. Вот кто-нибудь когда-нибудь видел, чтобы кипятильники самовозгорались и ломались? Нет!

Но никого не нашлось в округе, чтобы поддержать, несомненно, увлекательную дискуссию о кипятильниках. Зато ему долго мотала истрепанные нервы гражданка Лискина, та самая, ограбленная близкими родственниками своего мужа. С мужем она снова поссорилась и потому снова хотела подать заявление, но не так, чтобы на самом деле, а понарошку — припугнуть непутевого супруга и его семейку. Беседа длилась чуть больше часа, и к ее концу Юрка и сам бы не только оную гражданку ограбил, но еще и задушил не без удовольствия.

Затем, в пандан к предыдущему визиту, позвонила бывшая жена Барчука, которой, вынь да положь, зачем-то понадобился Николай. Чего именно она от него хотела, Сахалтуеву выяснить не удалось — похоже, она и сама толком не знала. Но в течение короткой беседы все же успела сказать какую-то гадость: этим качеством Людмила славилась всегда, и в обычный день капитан пропустил бы ее слова мимо ушей, но сегодня они его задели, испортив и без того паскудное настроение.

Потом долго надоедали девочки из секретариата, потерявшие ненужную, но очень важную бумажку, а также не обнаружившие соответствующий файл. После чего раздраженный Сахалтуев отличился лично: обозвал полковника Данилой Константинополевичем, правда в телефонной беседе. И возмущенный начальник так и не смог доказать, что это ему не послышалось. Капитан упорно валил все шишки на несчастный телефонный аппарат, ссылаясь на сегодняшние проблемы с чайником, компьютером и техникой вообще.

Так что бедняга Артем возвращался на службу, в лоно родимой милицейской семьи, а попал в логово дракона.

— Где был? — повторил Сахалтуев.

— Пиво пил, — честно ответил стажер.

— Это что — шутка такая? — проскрипел капитан, который о пиве мог только мечтать в свободное от неприятностей время.

— Конспирация, — важно отвечал Артем. — Я пил пиво в очень интересной компании: госпожа Зглиницкая, ее подруга Мария и ее знакомая цыганка.

— Цыганка, — нечеловечески кротко сказал Сахалтуев. — А в архиве ты был?

— Само собой. И все сделал. А потом смотрю — объект идет. Ну, тут уж меня за живое взяло, неужели она меня и на сей раз вокруг пальца обведет? Охотничий инстинкт взыграл.

— Инстинкт у него, понимаешь, играет, а начальство пускай себе пожары в гордом одиночестве тушит, — забормотал Юрка, однако настроение у него резко пошло на поправку.

Он все время подтрунивал над Барчуком из-за того, что бравый майор слишком уж близко к сердцу принял «дело Мурзакова» и занимался им, едва выдавалась свободная минутка; но и сам Юрка отчаянно хотел докопаться до истины и преподнести ее на блюдечке с голубой каемочкой Димке Кащенко. Потому что они слишком хорошо знали друг друга, чтобы капитану не было ясно как божий день, что Кащей кровно заинтересован в том, чтобы знать все детали и подробности. Сообщение о цыганке, вписавшейся в и без того сложный пейзаж, окружавший Татьяну Зглиницкую, повергло Сахалтуева в крайнее удивление.

— Какой пожар?

— Бушующий, — отрезал капитан.

«Тоже мне, сыщик, — подумал он, — даже отсутствие чайника не замечает».

— То-то, я думаю, у нас странно пахнет, — расцвел Артем. — А если это пожар, тогда все в порядке.

Капитана немного покоробил ход рассуждений молодого коллеги, но он решил провести воспитательный процесс немного позже, а пока размять мозги и послушать новые сведения о Зглиницкой.

— И как ты ее выследил? — спросил он.

— Она зашла в кафе, возле которого я стоял, — признался стажер.

— Много пива выпил?

— Порядком. До зарплаты не одолжите, а то я сегодня много потратил? — И молодой человек зашевелил губами, подсчитывая производственные издержки.

— А мне принести?

— Это как водится. — И Артем вытащил из сумки запотевшие бутылки. — Я же понимаю, не первый день на службе.