Еще один глубокий поклон.

За моей спиной человек тридцать в черных костюмах — оябун прислал парней для моральной поддержки. Сбоку вышедшие из автобуса гости фестиваля, вместе с троицей босодзоку. Сразу за мной — Масаюки с Нобору и Хиро. Они — как самый близкий круг.

Распрямившись, с трудом сглатываю — горло перехватило. Я ведь видел их — официантов, поваров в приоткрытом окне. Я не успел их узнать, даже толком запомнить. Но я собираюсь помочь их семьям, которых перемолола бездушная машина чужой зависти и мести.

— Я, Тэкешии Исии, заявляю… Любой из вас может обратиться ко мне в любое время. И я выслушаю вас, помогу в решении любых проблем… Я и в моем лице Инагава-кай оплатят похороны погибших. Вы и ваши дети получат медицинскую страховку моей корпорации. Теперь до конца ваших дней лечение для вас будет бесплатным… Для тех, кто ходит в школу или в университете, будет оплачено обучение. В любом учебном заведении Ниппон. Если вы или эти прекрасные дети захотят получить работу в моей корпорации, то им нужно будет сдать квалификационные экзамены. Их примут без очереди… Я, Тэкеши Исии в долгу перед вами. А моя семья всегда возвращает долги… Я только уничтожил врагов, посмевших принести смерть и горе в ваши семьи. Но теперь нам надо с этим жить. Жить так, чтобы родные смотрели с небес и радовались. Чтобы видели, что отдали свои жизни не зря… Мы, вместе с основателями босодзоку и борекудан просим вас простить нас и принять эти дары, чтобы продолжить путь, предначертанный судьбой.

Еще один долгий поклон. Выпрямляюсь, вручая катану Нобору, сам иду вперед. Рядом Хиро Симидзу, у нее в руках открытая коробка. Там лежат визитки с моим именем и телефоном.

Достаю по одной карточке и вручаю каждому согласно местного этикета: взять двумя руками, с уважением протянуть другому человеку. Он двумя руками принимает визитку, заканчиваем общим поклоном. И так — к каждому, даже к маленькой девочке. Рядом с ней задержался на секунду, посмотрел на мать, которая с трудом сдерживала слезы.

— Если вам нужно малышку определить в садик, скажите мне. Я найду или в вашем районе место, или договорюсь в госпитале Йокомаши Нанбу насчет круглосуточного. Машина, чтобы забирать и отвозить домой будет за мой счет… Позвоните, если вам это нужно.

— Хай, — еле слышно отвечает, прижав к себе девочку.

Последним передал визитку сыну погибшего хозяина ресторана. Посмотрел ему в глаза и заявил:

— Ваш отец был другом моего наставника, Цукумо-сан. Я думаю, он был отличным человеком… Если захотите, я помогу восстановить “Красную гору”. Помогу построить точно такой же ресторан, как он был. В память о вашем отце. Мне кажется, это было бы лучшим способом почтить его память. Белоснежные стены и небольшая табличка на них. “Здесь жил и работал самый лучший ресторатор Токио”… Мой телефон у вас есть. Подумайте.

— Вы и так очень много сделали для нас.

— Я не сделал ничего особенного. Если у меня получится разделить с вами горе и хоть как-то облегчить эту ношу, я буду рад… Похороны намечены на четверг, насколько мне известно. Для всех выбрано место на местном кладбище. С вашего позволения, я бы приехал отдать дань уважения…

Когда все закончил, подошел к столпившимся на тротуаре журналистам. Они не лезли вперед, редкая цепь парней в черных костюмах отсекала пишущую братию от родственников погибших. Лезть вперед с распросами или пытаться сделать фото поближе — можно лишиться и здоровья, и аппаратуры. Борекудан в таких случаях действуют максимально жестко.

— Господа и дамы. Я хочу сказать вам, чем журналисты Ниппон отличают от их жалких подобий за рубежом. Вы всегда проверяете факты, которые публикуете. Вы никогда не опускаетесь до того, чтобы писать ложь ради тиражей. Вы действительно заслуженно носите жилеты с надписью “пресса”… Сегодня в наш дом пришло горе. Огромное горе. И я прошу вас отнестись с должным тактом и не печатать какие-либо слухи или сплетни. Будьте выше этого, не уподобляйтесь гайдзинам… Со своей стороны обещаю, что если кто-нибудь решит, что может с пренебрежением отнестись к моей просьбе, то я сделаю все возможное… Я сделаю так, чтобы перед этим шелкопером навсегда закрылись двери любой газеты или журнала. Здесь и за рубежом. Я это обещаю… Спокойной ночи.

Когда через полчаса все разошлись с проезжей части и двое полицейских снова разрешили машинам ехать напрямую, а не в объезд, изрядно поредевшая кучка журналистов побрела к дальней парковке. Седой японец в мятой шляпе оглянулся на фундамент ресторана, затем мрачно включил меню фотоаппарата и начал удалять кадр за кадром.

— Ты что делаешь?! А как же репортаж?

— Тебе надо, ты и пиши… А я еще помню старые времена. Когда в семидесятых борекудан могли зайти в газету с битой в руке и проломить череп. Потому что ты решил опубликовать жаренную информацию.

— И что?

— Ничего. Я точно ничего писать не стану. Потому что не дурак и понимаю намеки… Парень с катаной абсолютно ясно сказал — эти люди теперь под его защитой. Под защитой всех банд Токио и Инагава-кай в придачу. Какие-то ублюдки с материка перебили кучу народу. Такое китайцам и прочим дикарям никогда не простят. Встать с ними рядом — это не ко мне. Я все же японец… К ёкаям все. Если редактору надо, пусть берет официальный релиз полиции, там все в деталях. До последней точки.

Глава 27

Воскресенье. У большинства жителей Токио — день отдыха, а у меня очередной марафон. Кстати, представители “Ниссан” вчера отпустили нас с миром, что просто удивительно. Осмотрели поля, поблагодарили за отличную организацию и сообщили, что через год будут рады рассмотреть очередную заявку.

Поэтому — я встал рано утром, осторожно размялся, помедитировал, залечивая полученные раны, сделал перевязку и проверил почту. О как. Господин директор к восьми будет в школе, у него там что-то срочное. Проверка какая-то или еще какие развлечения на неделе. Поэтому заскочит по делам. И готов меня принять ни свет, ни заря.

— Нобору-сан, через десять