Морин заторопилась рассказать, пока подруга не повесила трубку:

– Я почему звоню… Ассоциация на нас наехала. Якобы у нас интерьер не такой, как надо! Пятеро амбалов вломились в дом среди ночи. Мы проснулись, а тут «инспекция». Велят убрать с глаз долой семейные фотографии и сувениры и вообще все в доме переделать…

В голосе Лиз наконец отразилось какое-то чувство.

Страх.

– Среди ночи?

– Ну да.

– Они всегда приходят ночью. – Снова монотонный речитатив.

– Что случилось? – повторила Морин. – Нет, не отвечай! Я понимаю, по телефону нельзя. Я приду…

– Нет! – вскрикнула подруга.

– Лиз…

– Не надо. Ко мне. Приходить. – Она словно выплевывала слова.

– Я же знаю, что ты…

– Здесь опасно.

Зазвучали гудки. Лиз повесила трубку.

Морин растерянно смотрела на телефон. Что же делать? Перезвонить – Лиз, скорее всего, не ответит. А если ответит, то ужасно рассердится. Идти к ней тоже нельзя, Лиз запретила.

Тина!

Морин нашла в записной книжке ее телефон и набрала номер.

Трубку снял Майк. Морин попросила позвать жену. Через минуту раздался сонный голос Тины:

– Алло?

– Это Морин. Я тебя разбудила?

– Вроде того.

– Прости, дело довольно срочное…

Морин рассказала о ночных визитерах и о странном разговоре с Лиз.

– Прежде всего, как ты думаешь, что делать по поводу Лиз?

– А что мы можем сделать? В прошлый раз, помнишь, мы все старались ей помочь, а она захлопнула дверь. Я ей позвоню, попозже. Даже зайду, если она позволит. Может, позову еще Одри и Мойру. Но, честно говоря, мне кажется, все останется по-прежнему. Возможно, ей нужно самой во всем разобраться.

– А если она не сумеет?

Тина не ответила.

– Что скажешь насчет нашей истории?

Тина вздохнула.

– Я все думала, когда они за вас примутся.

– Ты знала об этих правилах?

– В общем, да.

– Что же нас не предупредила?

– Думала, как-нибудь обойдется. Мало ли, вдруг они не видели ваш дом изнутри или почему-то решили сделать для вас исключение? Не хотела зря вас пугать и привлекать их внимание. Но… В глубине души я, наверное, понимала, что рано или поздно этим кончится.

– Надо было сказать.

– Ты права… Прости, – грустно отозвалась Тина. – Так приятно было снова увидеть семейные фото… И занавеси, и картины не только на одной стене. И чудесные статуэтки…

– Ты их еще увидишь, – пообещала Морин. – Мы ничего не намерены менять.

Последовала пауза, словно Тина не знала, как реагировать.

– Ты что… Надо слушаться.

– А если мы не станем?

Тина понизила голос:

– Вам назначат штраф. А если уж начнут, то… В общем, лучше не связываться.

– Что же нам делать?

– Ничего тут не сделаешь, – ответила Тина. – Приходится терпеть.

– Проверки среди ночи тоже?

– Ну, к нам никогда по ночам с проверкой не приходили. Наверное, они просто хотели вас выбить из колеи.

– Значит, идет дискриминация? К нам особое отношение?

– Не знаю, – быстро ответила Тина. – У нас обошлось, а с другими, может, так же, как с вами, было.

– Но ты нас поддержишь? Скажешь правду, если что? Подпишешь бумагу о том, что к вам приходили с проверкой в нормальное время?

– Подписать? Мне надо посоветоваться с Майком.

Похоже, от Тины помощи ожидать не приходится. А уж если она боится выступить против ассоциации, то другие тем более. Морин поспешила распрощаться. От разочарования она разозлилась еще больше.

Им с Барри придется воевать с ассоциацией в одиночку. Рассчитывать ни на кого нельзя.

Ну и хорошо! Им никто не нужен.

Когда Барри вышел из душа, Морин сидела за обеденным столом и жевала холодный гренок, мрачно глядя в окно.

– Ты позвонила Лиз? – спросил Барри.

– И Тине.

– И?.. – спросил Барри, поскольку Морин замолчала.

Тогда она пересказала ему оба разговора. Описала испуг Лиз и нерешительность Тины.

– Что дальше? – спросил Барри. – Все еще хочешь вернуться в Калифорнию?

– Ну уж нет!

– Вот это правильно. Так держать!

– Пошли они на хрен! – Сказав это, Морин испытала огромное облегчение. – Никуда мы не уедем. Подотремся их поганым уставом!

Новый штраф.

Барри еще ни одного не заплатил, а квитанции все прибывали и прибывали, за подписью казначея ассоциации, некоего Томпсона Хьюза. Штрафы выписывали непомерно раздутые. Барри не подсчитывал, но общая сумма, должно быть, перевалила уже за три тысячи. Просто смешно – требовать такие деньги за мелкие нарушения идиотских правил. Барри хранил все квитанции – на случай будущего суда.

Свалив только что полученную почту на кофейный столик, он вскрыл конверт без марки. С них требовали семьсот пятьдесят долларов за то, что они поставили свои автомобили, развернув их в противоположные стороны. Оказывается, надо было обязательно в одну.

– На сей раз семьсот пятьдесят, – сообщил Барри.

Морин оторвалась от книги.

– Вот уроды.

Кроме квитанции, из конверта выпал еще какой-то листок. Барри развернул его и пробежал глазами официальный текст.

– Господи боже…

– Что там?

– Заголовок: «Нарушения правил поведения в ванной и туалете». Название говорит само за себя, ты не находишь?

– Дай посмотреть!

Барри протянул ей листок.

– Видимо, за нами наблюдают и в ванной. Здесь сказано, что у тебя нет положенного запаса тампонов или гигиенических прокладок. А еще мы расходуем на слив на три галлона воды больше, чем допускается для семьи из двух человек.

Лицо Морин побелело.

– Матерь Божья… Неужели и в уборной поставили видеокамеру?

– Очень может быть. Сейчас заклею обоями все стены и потолок, на всякий случай. А сколько тампонов хранится в шкафчике – с видеокамеры не разглядишь. Значит, кто-то шарил в доме.

– Когда? Мы никуда не уходим!

– Когда мы спали, – ответил Барри, чувствуя, как кровь стынет в жилах.

Билл и его инспекторы, по крайней мере, не скрывались. Но представить, что кто-то ночью, крадучись, лазает по шкафам, проверяет гигиенические принадлежности Морин и бог весть что еще… Кто этим занимается? Один человек или несколько? Писательское воображение мигом нарисовало, как безрукий-безногий Кенни и толпа калек-добровольцев ползают из комнаты в комнату, перебирают его презервативы, обнюхивают нестираные трусики Морин…