Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Посреди улицы, на нагорной площадке, устроен был из деревьев — лиственницы, черемухи, березы, сосны, багульника и мелкого кустарника — полукруглый садик с аллеею, обставленною такими же деревьями. В полукружии возвышались: посредине — храм, а по бокам — пирамиды. Все это сооружение связывалось арками легко и красиво, а пирамиды кроме огней украшены были и цветами. В глубине этих арок, или храмиков, вставлены были три транспаранта. На среднем транспаранте была написана аллегорическая картина — рыцарь на Стрелке, где соединяются Шилка и Аргунь, стоящий на пьедестале из военных доспехов. В одной руке рыцаря щит, в другой меч. Этим мечом витязь показывает на Восток, а там, вдали, возле устья Амура, видны: крест, поклонение ему монгольских племен, восходящее солнце и т. д.; над рыцарем парит двуглавый орел; над устьем Амура — тоже. В средине между орлами, в облаках, является на торжественной колеснице, везомой двумя лошадьми, Марс. Внизу, по берегам Амура, видны пажити, нивы, церкви, сельские работы, горное дело; равно показана фауна края: звери, кит, рыбы, птицы и т. д. На устье Амура, в глубине картины, виден город, а на взморье — корабли: суда, пароходы, лодки и т. п. Под картиною помещены следующие стихи:
В правой боковой пирамиде на транспаранте написаны были исторические события, совершившиеся во время управления Восточной Сибирью Н. Н. Муравьевым:
«В достославное царствование Государя Императора Николая I, в управление Восточной Сибирью генерал-лейтенанта Муравьева, совершилось:
I
В лете 1851 года — преобразование Забайкальского края.
II
В лете 1852 года — Забайкальскому казачьему войску розданы знамена, в командование войском наказного атамана генерал-майора Запольского.
III
В лете 1853 года — по рекам Шилке и Унде добыто 171 пуд золота.
IV
В лете 1854 года — на воды рек Шилки и Аргуни спущена легкая флотилия для плавания по Амуру. Главным строителем флотилии был капитан 2-го ранга Казакевич».
С левой стороны в пирамиде вставлена была клеевая картина, на которой изображена река и по ней плывущая лодка с тремя штабс-офицерами, а внизу написано:
За этими арками, в глубине панорамы, на возвышении, поставлен был щит, на котором бенгальским огнем горели буквы «Н.Н.» (вензель Муравьева)».
Когда генерал-губернатор осматривал все эти сооружения и украшения, военный оркестр несколько раз играл «Боже, царя храни…», огненными разноцветными фонтанами взрывались фейерверки, многочисленные зрители по сторонам улицы кричали «ура» и бросали в воздух шапки.
Ликование было непринужденным, рождалось душевным восторгом от первого и, наверное, последнего такого праздника в этом городке, все годы своего существования знавшего лишь изнурительную работу на заводе, на плотбищах, приисках — да военную службу, которая была не менее изнурительной.
Вагранов, сопровождавший Муравьева, выхватил взглядом среди работного люда, толпившегося на обочине, знакомое молодое лицо, поманил парня пальцем и, когда тот подошел, в удобный момент представил его генералу:
— Вот, Николай Николаевич, плотогон Ваньша Казаков, тот самый, который помогал задержать английских шпионов.
Муравьев, в первый момент недоуменно поднявший брови — кто это и зачем он мне нужен?! — услышав про английских шпионов, сразу подобрел лицом.
— Рад, очень рад, — похлопал он парня по плечу. — Ну, как, Ваньша, нравится тебе праздник?
Ваньша, сминая в больших руках сдернутый с головы картуз, сказал, мучительно запинаясь:
— Глянется… Тупоресь никадысь[48] такова не видал… Дён нонеча яровной…[49]
— А на сплав записался?
— А как же! И я, и тятя, и Архип Седых — все вместях уплавимся, токо на разных плотах…
— Молодцы! Вот вам рубль серебряный, погуляйте сегодня, а на плотах — ни-ни, чтоб ни капли! Ну, а за тех англичан прими мою отдельную благодарность, — и генерал подал парню еще один рубль. — Подружка у тебя есть?
— А как же! Марфуша Седых, дочка дядьки Архипа…
— Вот и купи ей какой-нибудь подарок.
— Благодарствуем! — поклонился Ваньша. Не в пояс поклонился — с достоинством, как подобает мастеру-плотогону.
Муравьев с любопытством посмотрел на него, хмыкнул и тоже наклонил голову, прощаясь.
Генерал шел по улице, в сопровождении огромной свиты, и то и дело помахивал правой рукой, приветствуя собравшихся на праздник. Настроение у него было приподнятое (Разгильдеев, глядя на него, тихо радовался, что все идет без сучка-задоринки). Вчера вечером из Нерчинско-заводского Богоявленского собора привезли в дар сплаву чудотворную икону Божией Матери «Слово плоть бысть» в серебряном окладе и специальном наборном и остекленном кивоте. Икона эта пережила все китайские осады Албазина и с той поры стала называться Албазинской. Все Забайкалье истово верило в ее чудотворность и, похоже, были для того исторические основания. Утром 8 мая благочинный протоиерей Симеон Боголюбский с прибывшим вместе с ним причтом отслужил возле иконы напутственный молебен и благословил ею генерал-губернатора на подвиг во славу России. И столь торжественна была эта служба, что не только у многих присутствовавших, но и у самого Муравьева от волнения выступили слезы на глазах. Генерал с непривычным для него чувством благоговения приложился губами к иконе и приказал передать ее в войска; собранные для сплава, они разбили лагерь на правом берегу Шилки напротив города. (Причалы левого берега были заняты баржами и павозками, нагруженными хлебом, мясом, вином и иным продовольствием, предназначенным для Камчатки и Амурской экспедиции. Там же стояли плашкоуты с пушками, порохом, свинцом и другим вооружением.)