Представив это, хохочу.

– А что он хотел? Ходить беременным вместо тебя?

– Не знаю, – смеется вместе со мной Лиза. – Иногда кажется, что так бы и хотел!

Закончив с нарезкой, принимаемся слаженно выкладывать овощи на блюдо для запекания. Я уже хорошо знаю, что нужно делать, чтобы невестка была довольна. Можно сказать, бессознательно действую. Не задумываюсь уж точно.

– А где Тёма, кстати?

– Спит, – сообщая это, приглушает голос почти до шепота, будто боится разбудить. – Видела, какие они с Даней ночью были? – переглядываемся и снова хохочем. – Я его утром едва узнала… Бедный… Его попервой аж трясло, так фигово ему было… После душа и двух таблеток немного пришел в себя. Но все равно и голова продолжала болеть, и подташнивало. Позавтракали, я его отправила спать. Он прям вырубился. Забыл даже, что мы-то сегодня домой ехать собирались. Ну, ничего, останемся у вас еще на день. Как раз мама Таня обрадовалась, что будет кому приготовить обед, пока она по делам мотается, – тараторит невестка, заставляя меня непрестанно улыбаться. Она раньше такой тихой и молчаливой была, а сейчас, когда одни, дай только разболтаться, и мне слова вставить некуда. – Знаешь, я уверена, что она приедет с кучей детских вещичек! В ожидании нашего сыночка еще как-то пыталась сдерживаться, и все равно за девять месяцев накупила на год вперед. А уж теперь! Юху! Во всех торговых центрах будут ее знать, как самую счастливую бабушку.

– Ой, точно! – смеюсь я. – Она ведь обязательно всем консультантам рассказывает, кого и когда мы всей семьей ждем.

– А у вас с Даней, правда, дочка? – спохватывается Лиза. – Когда успели узнать?

– Да не знаем мы! Я понятия не имею, почему он так решил.

Невестка прищуривается и уверенно кивает.

– Интуиция, – изрекает важно. – Мы с Тёмой тоже сразу знали, что у нас сынок. А ты? Что-нибудь чувствуешь?

– Нет… Не думаю… Но когда Даня сказал про дочку… – вспоминаю этот момент, и дрожь по коже несется. – Ну, ты сама видела… Он так это сказал, что мне теперь очень хочется, чтобы это действительно была девочка.

– Мне кажется, так и есть!

– А ты… Как себя чувствуешь? Тяжело последние недели? Не боишься родов?

– Стараюсь настраиваться на позитив. Радуюсь, что скоро сын будет с нами. Это главное.

– Правильно, – одобряю я. – Знаешь, Лиз… Я тобой так восхищаюсь! Вот честно! Ты первая девушка в моей жизни, на которую я пытаюсь равняться! С тобой я на многие вещи стала иначе смотреть. И ты меня одним своим присутствием успокаиваешь. Вот я совсем не удивлена, что Тёма тебя выбрал…

Разговор обрывается, когда до нас доносится хлопок парадной двери. Подбираемся с Лизой к окнам, чтобы увидеть уезжающего Никиту.

Ожидания оправдываются – Орос садится в машину.

Но…

В это же время в свой Мерс заскакивает и Даня.

– Куда это он? – озвучивает мои мысли невестка.

– Не знаю… – растерянно отзываюсь я.

40

Это была вся она. Разорвали.

© Даниил Шатохин

Бреду по пирсу, с трудом преодолевая сопротивление ветра. Словно крученый мяч, теряю скорость и устойчивое направление. С каждым шагом все сильнее убиваюсь о ебучую жестокость этого гребаного мира.

Завернуло нутро так, что обычные мантры не помогают обновить. А уплывать в подсознание при подобных исходных чревато настоящим апокалипсисом.

Одежда не защищает. Только нагружает. Весь организм воспаляется и бесконечно болит. Кровь, перекипая, испаряется. В голове мысли, словно радиоактивные вспышки. Каждая губительнее предыдущей. Разрушает мне мозг.

Возможно, я изначально был неправ в том, как пытался решить вопрос с Оросом. Возможно, стоило дать Маринке объясниться самой. Возможно, это было бы разумнее и гуманнее.

Но, мать вашу…

Я не хотел, чтобы он даже смотрел на нее. Не то чтобы посмел вдруг коснуться. И руководствовался я отнюдь не банальной ревностью и хроническим страхом потерять Чарушину. Мои чувства в тот момент являлись чем-то гораздо большим.

– Забудь о Маринке. Она теперь несвободна. Она моя, – когда говорил эти слова, казалось, что весь мир в моей власти. Был уверенным и спокойным. – Номер ее сотри. Не вздумай донимать. Не приезжай. Не ищи. А если где-то увидишь, не подходи.

Не планировал быковать. Не планировал топить словами. Не планировал истязать физически.

Хотел решить все добром. Оставаясь предельно честным, убедительно серьезным и чрезвычайно внушительным.

Диалог раскручивался медленно и долго, но по ожидаемому мной сценарию. Орос говорил то, что я готов был услышать и без проблем отразить.

Когда этот лось распустил сопли, чисто по-человечески стало его жалко. Когда он в приступе бешенства транслировал, какие мы с Маринкой две подлые мрази, принимал это с пониманием. Когда он грозил отцом и проблемами для бати Чаруша, сдержанно радовался, что все это выслушиваю я, а не моя Маринка.

Но, блядь… Тогда еще просто не понимал, что мелкий сученыш сумеет пробить мою бронь.

– Твоя Маринка? Твоя?! – завопил он в какой-то момент, задыхаясь от эмоций, словно от астмы. – Думаешь, она такая вся чистенькая? А ты в курсе, что ее чуть не раскатали на толпу?! Это она тебе рассказывала?

Я, ясное дело, оцепенел. А Орос, уловив мое абсолютное потрясение, зло заржал.

– Ту ночь, когда мы столкнулись в баре, помнишь? Где ты был, пока на ней рвали шмот? Где ты был, пока ее втаптывали голой в грязь? Где ты был, пока ее в шесть рук шлифовали? Трахал очередную шмару? А я спасал Рину! Я!!! Вырвал ее из вонючих лап ублюдков, когда один из них уже членом о ее задницу терся! Я был с ней после! Я!!! На моем плече она плакала! А ты, блядь, даже не знаешь о том, что с ней случилось! Никто не знает! Только я! Я!!! Она, возможно, только благодаря мне жива осталась!

Я развернулся и вышел. Не глядя по сторонам, выбрался на улицу. Сел в тачку и уехал. К даче Чарушиных, на пирс притащился бессознательно. В тот момент я просто не давал своему мозгу работать. Блокировал мысли. Покорялся инстинктам.

И что же на месте? Я задыхаюсь от боли. Она нарастает за моей грудиной как нечто физическое, но не имеющее норм развития и пределов мощности. Разворачивается как нечто неуклюжее и