Ибн-Саран подъехал к Хассану. Некоторое время он молча смотрел на него, а затем произнес:

— Мне жаль.

Хассан не ответил. Я удивился, что Ибн-Саран говорит подобным образом с бандитом. Затем Ибн-Саран вновь развернул кайила, собираясь уезжать.

— Ибн-Саран, — позвал я.

Он помедлил, потом приблизился ко мне. Стражники, надевающие на пленников капюшоны, стояли уже совсем близко.

— Агенты курий прекратили транспортные рейсы с рабами с Земли, — сказал я.

— Знаю, — ответил он.

— Тебе это не кажется странным? Ибн-Саран пожал плечами.

— Царствующие Жрецы, — сказал я, — получили ультиматум. Он гласил: «Отдайте Гор».

— Я слышал об ультиматуме, — произнес он.

— Объясни мне его смысл.

— Полагаю, — сказал он, — курии предлагают капитулировать и не вынуждать их применять новую наступательную стратегию.

— Какую стратегию? — спросил я.

— Я не посвящен в военные тайны курий.

— Какое задание курий ты выполняешь в пустыне?

— Организую войну между аретаями, каварами и подчиненными им племенами, чтобы закрыть пустыню от посторонних.

— От агентов Царствующих Жрецов?

— Никто не должен сейчас находиться в Стране Дюн.

— Разве твои люди не способны сами контролировать

ситуацию?

— Нас слишком мало, — ответил он. — Риск, что посторонние просочатся сквозь наши кордоны, очень велик. — На языке Гора посторонний и враг обозначаются одним словом.

— Значит, вы записали пустыню в свои союзники?

— Пока мы говорим, тысячи воинов по всей пустыне готовятся сойтись в смертельной схватке.

— Погибнет много людей! — крикнул вдруг Хассан. — И каваров, и аретаев, и из подчиненных племен! Этого нельзя допустить! Их надо предупредить!

— Это невозможно, — печально возразил Ибн-Саран. — Мне жаль.

На голову Хассана натянули рабский капюшон. Под подбородком затянули ремни.

— Добиться победы — потерять врага, — произнес Ибн-Саран и вытащил ятаган.

— Нет, — сказал я. — Я пойду в Клим.

— Я хотел проявить милосердие, — сказал Ибн-Саран.

— Нет, — покачал я головой.

— Здесь прохладно, и твоя смерть будет мгновенной.

— Нет, — повторил я.

— Ты из касты воинов, ты унаследовал их глупость, твердость и мужество.

— Я пойду в Клим, — сказал я снова.

Он отсалютовал мне ятаганом и медленно вложил его в ножны.

265

— Ведите их в Клим, — задумчиво произнес он, повернул кайила и поскакал вдоль цепи. За его спиной надувался и падал широкий бурнус.

Хамид, помощник Шакара, предводителя отряда аретаев, в красной повязке воинов Хранителя Дюн подмигнул мне:

— Я поеду вместе с цепью.

— Всегда рад твоему обществу.

— Ты не раз отведаешь моей плетки, — предупредил он.

Я видел, как кайилы опускаются на колени, давая возможность стражникам забраться в седла. Я обратил внимание, сколько кайилов несут бурдюки с водой.

— Клим недалеко, — сказал я

— Он очень далеко, — возразил Хамид.

— Вы берете мало воды.

— Воды у нас больше, чем надо. Многие просто не дойдут.

— А я дойду?

— Должен. Ты сильный.

— А если на нас нападут? — спросил я.

— Тебя зарубят первым.

— Для вас так важно, чтобы я дошел до Клима?

— Да.

— Почему? — спросил я.

— Ты доставил много неприятностей куриям и их агентам, — сказал он. — Ты пошел наперекор их воле. За это Тэрл Кэбот будет рабом в Климе.

— За это, — повторил я, — Тэрл Кэбот будет рабом в Климе.

— Посмотри. — Хамид показал на узкое окошко в верхней части стены.

Я поднял голову.

За окном, рядом со своим хозяином стояла рабыня в желтой парандже. Девушка грациозно скинула с себя покрывало. Это была Велла.

— Думаю, ты помнишь прелестную рабыню Веллу, которая хорошо послужила куриям. Она свидетельствовала против тебя на суде в Девяти Колодцах. Основываясь на ее ложных показаниях, тебя еще тогда могли упечь на соляные прииски.

— Припоминаю, — произнес я, — Девчонка, кажется, принадлежит Ибн-Сарану. Я очень хорошо ее помнил.

— Так вот это она. — Хамид махнул рукой в сторону узкого окошка.

— Вижу, — кивнул я.

Девушка посмотрела на меня и улыбнулась. В Лидиусе она умоляла ее освободить. Тогда я еще не знал, что она настоящая рабыня. Теперь же, видя ее дерзкую, навязчивую красоту, я это понял. Я стоял под ней в цепи рабов, отправляющихся на соляные прииски. Рабыни, угодливые и заискивающие перед свободными мужчинами, часто не могут скрыть презрения к мужчинам-рабам. Иногда они нарочно прохаживаются перед ними, соблазнительно покачивая бедрами, стараясь раздразнить и помучить, ибо хорошо известно, что за одно прикосновение к их одежде раб может лишиться жизни. Велла не могла скрыть радости оттого, что видит меня в шеренге закованных в цепи рабов, отправляющихся в Клим. Она улыбалась нагло и вызывающе, как улыбаются рабыни рабам. Велла наслаждалась своим триумфом.

— Хороший день для рабов, — усмехнулся Хамид.

— Хороший, — кивнул я.

Сунув руку под тунику, девушка вытащила шелковый платочек, примерно восемнадцать квадратных дюймов, яркий, малиновый, прозрачный.

Я видел, как она повернулась к стоящему за ее спиной человеку. Она о чем-то его просила. Он оставался непреклонен, она умоляла, наконец, рассмеявшись, он дал согласие. Тогда она торжественно взмахнула ручкой и выпустила платок. Ветер отнес кусочек шелка в сторону и опустил на песок недалеко от нас.

— Принеси, — приказал Хамид стражнику.

Тот поднял платок, понюхал его, рассмеялся и передал Хамиду.

Хамид тоже понюхал шелк. Он был пропитан дешевыми духами. Рабский шелк.

— Подарок на память, — сказал я.

— Подарок рабыни, — презрительно бросил Хамид, скомкал платок и заткнул его мне под ошейник.

— Будешь вспоминать ее в Климе.

Она показала против меня на суде в Девяти Колодцах Она улыбалась, когда меня приговорили к соляным приискам.

Я поднял голову; платок торчал у меня из-под ошейника.