С турецкой стороны солдаты были превосходными, а резервисты (и это внушало большие надежды) оказались не хуже низамов. В хорошо вооруженной турецкой армии по-прежнему не хватало умелых командиров. Отсутствовали также талантливые военачальники – поскольку высшее командование назначалось по указке двора и Стамбула. По сравнению с прежними кампаниями, в турецкой армии появилось много офицеров, приближавшихся к европейскому стандарту. Одним из первых преподавателей в только что созданном Военном училище в Стамбуле был Ахмет Мухтар, а офицеры вроде Хусейн-паши (который руководил инженерными работами в Карсе) обучались в Вулвиче (многие морские офицеры также получили образование в Англии). Тем не менее самыми талантливыми офицерами под командой Мухтара оставались иностранцы: венгр Фейзи и немец Мехмет (который ни разу не потерпел поражения в бою – и в Ардаганской битве, и при обороне редута Азизие). В турецкой армии было множество способных офицеров: Дервиш – в Батуме, Хасан – в Эрзеруме и Хусейн Хами – в Карсе; однако большая часть по-прежнему принадлежала к тому типу, который придерживался самых худших турецких традиций: Хасан Сабри – в Ардагане, Файк – в Баязете и старый негодяй Измаил Хакки.

Что касается самого Ахмет Мухтара, то Анатолийской армии повезло – ею командовал один из лучших турецких военачальников своего времени. Он, конечно, не достиг таких же успехов, что и Осман Нури в битве за Плевну, но, несомненно, гораздо лучше разбирался в стратегии, чем Мехмет Али или Сулейман. Несомненно, Мухтар был способным командующим, быстро принимал нужные решения и действовал без промедления. Он был сангвиник по темпераменту, но обладал холодным умом и не терял головы в сложных ситуациях. Его главная ошибка заключалась в том, что он задержался с выводом войск с Аладжийских позиций, но ее можно объяснить так: положение только что испеченного гази обязывало его воевать до конца. Этого требовали соображения престижа.

На конгрессе в Париже, который положил конец Крымской войне, морские державы (Великобритания и Франция – вместе с Сардинией) навязали России такое решение восточного вопроса, которое имело определенную морскую ориентацию. Черное море было объявлено нейтральным, а на побережье Восточного Средиземноморья положение осталось прежним. Германские государства (Австрия и Пруссия), находившиеся накануне внутренних распрей в Германской Европе, заняли относительно пассивную позицию.

Спустя 22 года была предпринята новая попытка стабилизировать обстановку на Ближнем и Среднем Востоке, и, что примечательно, это сделали в Берлине. Пруссия взяла на себя роль хозяйки Центральной Европы. Был заключен Берлинский договор, целью которого якобы стало устранение разногласий между Великобританией и Россией на Ближнем и Среднем Востоке. Роль сочувствующего честного посредника взял на себя Бисмарк, что фактически ознаменовало появление на европейской сцене новой мировой державы – имперской Германии. При этом ее намерения подмять под себя всю территорию распадающейся Османской империи были тщательно завуалированы.

Берлинский договор был подписан 13 июля 1878 г. Лорд Биконсфилд вернулся в Лондон с почетным миром. Несколькими днями ранее, 8 июля, английское правительство объявило об оккупации Кипра и о заключении соглашения с Турцией. Премьер-министр подвергся суровой критике со стороны мистера Гладстона, лорда Дерби и др.; но, как обычно, приверженцы политики Биконсфилда позволили своему энтузиазму взять верх над благоразумием. Например, лорд Сэндон заявил, что во время своих странствий по долине Нила и равнинам Сирии он постоянно слышал крик: «Когда же вы наконец придете? И теперь, – добавил он, – Англия наконец пришла». Такие заявления могли бы помочь лордам понять, зачем был оккупирован Кипр, но в Стамбуле эти слова, а также намеки на неблаговидные поступки не оставили никаких иллюзий по поводу территориальных гарантий, которых совсем недавно представители Османской империи сумели добиться от представителей держав, собравшихся в Берлине. Прогрессирующее ухудшение англо-турецких отношений после Берлинского конгресса подробно описано Медликоттом в книге «Берлинский конгресс и после него».

И в самом деле, пройдет совсем немного времени, и станет ясно, что соглашение об оборонительном союзе, заключенное между Великобританией и Турцией 4 июня 1878 г., на самом деле положило конец эпохе британского покровительства Османской империи, которое продолжалось более полувека. Будучи весьма искушенными в политике людьми, турки прекрасно понимали, как будут развиваться события в Европе после возвышения Пруссии в 60–70-х гг., и еще до своего отъезда из Берлина их представители[57] начали искать нового покровителя.

В течение 80-х гг. британская политика (особенно во время правления Гладстона) все больше и больше удалялась от Турции. А тем временем после оккупации Австрией Боснии и Герцеговины и заключения в 1879 г. Двойного альянса между Австро-Венгрией и Германией новая политическая обстановка в континентальной Европе стала расцениваться Россией как угроза, гораздо более опасная, чем традиционный антагонизм Великобритании на Востоке. Только что полученная независимость не спасла Балканские страны – одна за другой они попадали под влияние Австро-Германского союза. Россия тоже не питала иллюзий относительно будущей политической ориентации Турции. И когда после 1886 г. начала вырисовываться перспектива создания мощной коалиции против России, роль Турции в этой коалиции ни у кого не вызывала сомнений. Все понимали, что если на западных границах России начнется война, то Турция, скорей всего, сконцентрирует свои силы на закавказской границе.

Берлинский договор утвердил значительные перемены в военной топографии русско-турецкой границы. Русские получили Батум, но, несмотря на все заявления Лондона и Санкт-Петербурга, сделанные во время Берлинского конгресса о том, что Батум получит статус свободного порта, Россия уже через несколько лет начала создавать в нем военно-морскую базу под защитой мощных фортификаций. «Это был период тайного взаимопонимания, и есть все основания полагать, что разрешение на укрепление Батума было получено частным образом, хотя само это действие стало с тех пор удобным поводом обвинять Россию в несоблюдении договоренностей»[58].

К югу от Батума была проведена новая граница, параллельная той, что проходила в 15–20 км юго-восточнее нижнего Чороха. Западнее Чороха, ниже Артвина, граница поворачивала на юг к долине Ольты-Чая и пересекала верхнее течение этой реки неподалеку от Наримана. Сам Ольты стал российским городом. Труднопроходимая горная страна Понтийских Альп, в которой Чорох прорезает глубокое ущелье, идущее к морю, предоставляло со стороны суши прекрасную защиту для порта Батум. До него от Поти вскоре проложили железнодорожную ветку, а две важные военные дороги соединили Батум с Карсом. Они шли через Архис-Дзгали и Ахалцихе до Боржомского ущелья, а потом – через Артвин – Ардануз – Ардаган до Карса[59].