– С ней же все в порядке было! Мы сидели разговаривали… – причитала Люба.

Ничего этого Инга не слышала.

Вечно серое, дождливое небо, то ли оплакивающее грешниц, то ли надзирающее за ними. Оно утратило в них веру, как они утратили веру в солнце. День за днем, ночь за ночью разматывается лента мучительного существования. Надежды тают сосульками, сны – сплошные кошмары, света нет даже в них. Серое небо, серая земля, серые стены, серые лица, серые робы. Узницы. Они изо дня в день выполняют одну и ту же монотонную работу, смысла в которой нет. Она заключается в мучениях и томлениях.

Они не разговаривают, зачем? И так все ясно. У них у всех похожие истории, они пришли одним путем, у всех одинаковый приговор. Они уже не индивидуальности, они – безликие, безымянные существа, клоны.

Иногда крепко закрытые ворота открываются, но лишь для того, чтобы впустить еще одну такую же. Через эти ворота лишь входят. Хотя, был слух, уходили отсюда. И даже с лучом света.

Небылицы… Солнечный свет сюда не заглядывает…

Алексей дни и ночи просиживал в палате возле обвешанной капельницами и трубками Инги. Врачи не давали никаких прогнозов, выйдет она из комы или нет. На все его дотошные, кипящие отчаянием и скрытой надеждой вопросы мужчина получал лишь один ответ: надо ждать. Смотреть динамику. Он ни черта не понимал в этих терминах – динамика, финамика… И думал, что врачи специально говорят непонятно, чтобы скрыть правду.

Он сидел рядом с Ингой даже тогда, когда приходил кто-то его сменить: Вадим, подруга, невестка… Уступал место у кровати, а сам садился на неудобный табурет в углу. Он не уходил, несмотря на уговоры поехать отдохнуть, выспаться, поесть. Ему приносили на подносе еду, но он оставлял ее почти нетронутой. Все его существование свелось к тому, чтобы безотрывно смотреть на Ингу, красивую, похожую на спящую царевну из сказки, и обращаться ко всем святым, в которых он не верил: вопрошать, угрожать, молить, проклинать, просить… Весь его мир сузился до этой больничной палаты. А сам он превратился в неразумного… Потому что никак не мог понять, за что…

За что ей это наказание, ей, почти святой, жертвовавшей собой ради других без раздумий? Алексей бережно перебирал ее волосы и так же бережно перебирал в памяти воспоминания: как Инга впервые оказалась в его доме, как она, рискуя, спасла его дочь. Он, думая о том, что любимая сумела заменить Лизе мать, прикусывал до крови губу, потому что из глотки рвался крик: неужели эта добродетель оказалась такой ничтожной, что лишение жизни одного негодяя, убийцы, насильника, перевесило ее?

Если бы он мог, без раздумий поменялся бы с Ингой местами. Он бы умер, лишь бы она, светлая, пожила здесь еще, согревая материнским теплом его дочь. Леша взял бы на себя ее грех без раздумий. Взял бы ее наказание.

Однажды, когда она, пробудившись после очередного кошмара, открыла глаза, ей показалось, что по земляному полу скользнуло светлое пятно. Сон как рукой сняло. Она села, но, как ни всматривалась в пыльные сумерки, не увидела ни одного даже самого маленького светлого пятнышка. Привиделось. Она так давно не видела солнечного света, что мечта когда-нибудь вновь увидеть его стала навязчивой.

Но на следующий день опять проснулась с ощущением, что видела солнечное пятно. Не во сне. Ее кошмары были наполнены темнотой, куда более густой, чем действительность. И потому на этом контрасте она почувствовала неожиданного гостя – солнечного зайчика. Он мимолетно скользнул по закрытым глазам и разбудил. И хотя, оглядевшись, опять ничего не увидела, в ней поселилось ощущение, что солнечный свет не забыл ее и навещает, когда она спит.

Так и повелось дальше: ее будил солнечный зайчик, который к тому моменту, когда она открывала глаза, прятался. Но ощущение присутствия не покидало. И мука, казалось, стала переноситься легче.

Вадим, глядя на отрешенное лицо сестры, думал, что не сможет без Инги жить. Они – две половинки одного целого. Они – двойня. И пусть иногда ссорились и ругались, между ними всегда была особая связь. Так говорила Инга, в это он верил. Брат вспоминал, что, когда желал услышать ее и брал в руку телефон, сестра на секунду опережала его звонком. Они чувствовали друг друга на расстоянии. А сейчас Вадим впервые не мог почувствовать ее. Где она? Где бродит ее разум? В каком мире она находится? Страдает или, напротив, счастлива? По лицу Инги парень пытался понять, что она чувствует. Но лицо оставалось неподвижным и ничего не выражающим, словно восковая маска.

Он частенько повторял, что она – его персональный ангел-хранитель. И хоть недавно Инга и пыталась уверить его в том, что в несчастьях виновата она, он это не принял. Вспоминалось, как сестра пожертвовала собой ради их с Ларисой счастья. Не задумываясь.

Вадим думал, что сестра сидела с ним ночи напролет, когда он, попав в страшную аварию, балансировал на границе между небом и землей. Шептала то ли молитвы, то ли заговоры. Даже когда тот проваливался в бездну беспамятства, все равно продолжал чувствовать присутствие сестры. И цеплялся за это ощущение, как за протянутую руку помощи, и выкарабкался благодаря ему.

Брат перебирал в памяти детские воспоминания: как Инга выгораживала его после каких-нибудь проделок. Случалось, брала на себя вину. Если бы было возможно, он бы сделал сейчас то же самое. Всю или хотя бы часть.

Он многое бы отдал за то, чтобы Инга вновь была с ним. С ними. Вадим накрыл ладонью ее пальцы, надеясь, что там, в своей бездне, сестра почувствует его присутствие и его любовь.

…А однажды, во время дневной работы, она вдруг почувствовала теплое прикосновение к руке. Переведя взгляд, девушка увидела на ней солнечное пятно. И недоверчиво-радостная улыбка тронула ее разучившиеся улыбаться губы. Она смотрела на него, почти не дыша, боясь, что от малейшего движения оно исчезнет. Даже если пятно было не настоящим, миражом, пусть…

Она не сразу заметила, как вокруг стали собираться другие. Подняла голову, когда чья-то тень упала на руку и поглотила собой солнечное пятно. И тогда увидела рядом столпившихся грешниц. На лицах застыло похожее выражение удивления, недоверия и надежды. На нее смотрели так, будто увидели только что чудесное явление. Потом вдруг одна из близстоящих робко подошла и, протянув руку, скользнула холодными пальцами по тому месту, где еще недавно находилось светлое пятно. Первым порывом было отпрянуть, прорваться через плотный строй окружавших женщин и девушек, но, переборов страх, она не отдернула руку и ободряюще улыбнулась тронувшей ее. И тогда толпа загудела, задвигалась по направлению к ней. К руке прикасались, как к святыне – почтительно, с благоговением, возможно, при этом загадывая свое единственное желание – однажды вновь увидеть солнечный свет. И она стояла на месте, протянув руку, пока последняя в очереди не коснулась ее.

Ей дали имя – Солнечная. И каждый день во время работ бросали на нее полные надежд взгляды – не появилось ли новое светлое пятно?