— Я так понимаю, что любовь между нами кончилась? — с усмешкой спросила Юлия.

— А она разве была?

— И кто открыл тебе глаза?

— А это имеет значение?

— Нет. Не имеет.

— Мне сейчас сдать ключи от машины? — и он потянулся к замку зажигания, где торчали ключи.

— Разве я тебя не наняла, чтобы довести дело до конца? Ты должен быть со мной до тех пор, пока не приедет человек, которого мы ждем.

— А разве он приедет?

— У тебя других слов нет? Кроме тупого «а разве»?

— Значит, я тупой. Ты с самого начала так думала. Ловко! С тобой в уме и ловкости мне, конечно, не сравниться.

— Давай доведем дело до конца. Он приедет, — с уверенностью сказала она.

— Что ж. Я взял твои деньги. И жил в твоем доме. Кормили меня, кстати, неплохо. Чтобы ты не думала, будто все мужчины одинаковы, я свое отработаю. Ну что, поехали?

— Куда?

— В ресторан. Раз дама хочет… — и он, повернув ключ зажигания, со злостью надавил на газ.

…Больше всего он боялся, что она начнет врать. Скажет, что была поклонницей знаменитого писателя или знакома с его женой. Что рисунки получены в подарок или еще что-нибудь этакое. Женщины изобретательны. Она начнет врать, он вновь начнет верить.

А на языке вертелся вопрос: «Где пистолет?» И ответ: «Я сам его найду». Раз нашел рисунки, найду и оружие. Не будет ей явки с повинной. Раз не хочет повиниться ему.

Она делала вид, что ничего не произошло. На его прямые вопросы отвечала смешком:

— Ха-ха! Погоди. Придет время — и ты все узнаешь.

Они вернулись домой поздно, и сразу же пошли спать. Вернее, он ушел в дом, Юлия осталась на террасе. Неужели ляжет на кушетке? Он лежал без сна, ворочаясь с боку на бок.

Вспомнилось начало лета. Перед поездкой во Владимирскую область, когда вот так же лежал в комнате, без сна, и не решался открыть дверь на террасу. Тогда было забавно, а сейчас тоскливо. Она же сама держала ту дверь открытой. Уже тогда решила, что должна непременно его соблазнить. Держать при себе, ослепить этой любовью настолько, чтобы не докопался до истинной причины. Интересно, хоть сколько-нибудь она его любила? Ну, хоть капельку?

С самого начала надо было избегать этого дома. И эту противную собаку… Собаку! Теперь прирученная Альфа ласкалась к нему и охотно бегала за палкой, которую Глазов швырял в конец сада. Собака… Альфа — член их маленькой семьи. Что называется, вхожа в дом. На веранде ее подстилка. В комнате коврик. Так зачем конура? Собачья конура возле крыльца? Раньше Глазов на это внимания не обращал, но теперь у него появился другой взгляд на все. Взгляд сыщика, который хочет найти улики. Вернее, только одну, самую важную улику.

От скуки он занимался хозяйством, и как-то сказал: «Собачья конура нам не нужна. Надо ее разобрать и сжечь». И Юлия испугалась. И тут же попыталась его отвлечь. Так неужели?

Он встал и на цыпочках прокрался в коридор. Дверь на террасу была прикрыта. Похоже, Альфа сегодня спала у ног хозяйки. Тем лучше. Он так же потихоньку прошел к выходу и спустился с крыльца. Очутившись у собачьей будки, нагнулся, пошарил там рукой…

Вернувшись, сунул пистолет под матрас. Лег и закрыл глаза. Ах, Аркаша! Все-то ты знал! Неужели Юлия хотела избавиться от свидетеля? Он застонал и перевернулся на другой бок. Неожиданно в дверь постучали.

— Ты не спишь? — раздался голос Юлии. — Нет.

— Мне показалось, что ты стонешь. Можно я войду?

— Входи. Это твой дом.

— Ну, зачем ты так! Митя!

Она подошла, откинула одеяло и нырнула к нему в постель. Пожаловалась:

— Знаешь, я тоже не могу заснуть. Почудилось, что по дому кто-то ходит. Ты не вставал?

— Нет.

Она прижалась к нему, тихо сказала:

— Мне страшно.

В нем вдруг проснулся мальчишка. Игра в шпионов. Под матрасом лежит пистолет, а в постели коварная злодейка. Рука сама собой потянулась к ее большой, теплой груди. Она ответила на поцелуй, прошептала:

— Мне показалось, что ты всерьез рассердился. Прости меня!

Всерьез рассердился? В конце концов, любовью это заниматься не мешает. Быть может, это у них в последний раз…

…В последний раз вышло неплохо. Страстно. Она словно дала себе волю, не стеснялась в проявлении чувств. Он даже пожалел, что она — злодейка. Жили бы себе, поживали. Он нашел бы работу, она занималась бы хозяйством. Если бы она хоть капельку его любила. И не лгала бы так много. И не прятала в собачьей конуре пистолет.

Потом они не разговаривали, и не дотрагивались друг до друга. Лежали молча, каждый делал вид, что засыпает. Глазов все-таки уснул первым. Злодеи умеют бороться со сном. А пистолет по-прежнему лежал под матрасом.

…К сожалению, всегда наступает утро. Юлия словно стеснялась того, что было ночью. Встала рано, ушла готовить завтрак. Глазов ждал каких-то слов, признаний, любой мелочи, которая могла бы его утешить и… остановить. Все, что угодно, могло последовать за этой вспышкой страсти. Последовало охлаждение. Теперь они избегали друг друга.

Дмитрий завтракал на террасе, настороженно следя за ее перемещениями. Ему чудилась в ней некая холодность. Любимым мужчинам не готовят завтрак с таким лицом.

— Ты ничего мне не скажешь? — не выдержал он.

— А что ты хочешь услышать?

— То, что я хочу услышать, я и сам себе могу сказать. А вот ты?

— Знаешь, у меня давно уже кончился запас страстных слов. И еще я узнала, что нежные слова, признания в любви — это крючок, на который ловят глупых одиноких женщин. Я не словами была с тобой ночью откровенна. Что ж тебе еще надо?

— Правды.

— Да никому она не нужна! Правда! Поверь в то, что есть, и тебе станет легче. В себя, в меня.

— По-моему, нам надо успокоиться, — решился он. — Я сейчас уеду. Ты как? Не возражаешь?

— Поезжай, — равнодушно сказала она.

— И ты не хочешь спросить, куда?

— Ты же меня вчера не спросил.

— Значит, ты предлагаешь полное доверие? Ты не хочешь знать про мои дела, я не должен лезть в твои. Так, что ли?

— Допустим.

— Отлично! — Глазов швырнул салфетку на стол. Ему не нравилось это утро. И погода — отвратительная! — Спасибо за завтрак. Надеюсь, его включат в мой счет.

— Слушай, у тебя болезненное самолюбие. Каждую мелочь ты воспринимаешь, как личное оскорбление. Конечно, ты еще мальчишка…

— Ну, спасибо! Напомнила! Перед тобой — да. Я просто щенок. Но, знаешь, все рано или поздно вырастают.

— А у тебя, смотрю, и зубы уже прорезались? Мне всегда казалось, что ты добрый. Но я всегда ошибаюсь в людях. Что ж, иди. И машину можешь взять.