На следующем этапе нужно было выяснить, у кого из погибших, не виноватых в ДТП, в семье (я имею в виду близких родственников – супругов, родителей, детей) есть врачи. Я искал по аналогии с доктором Долгих. Но в тот момент опомнился. Почему только врачи? Ну да, это вроде как моя личная тема, моя персональная трагедия, но ведь не только врачи по долгу профессии принимают решения, от которых зависят чужие жизни. Например, те же водители. Они в сложной дорожной ситуации должны принимать мгновенные и правильные решения и совершать быстрые и очень точные действия, а разве можно ожидать от них адекватной реакции, если они в тяжелом стрессе? А МЧС? А пожарные? А диспетчеры в авиации или на высокотехнологичных опасных производствах? Мне на ум пришел целый ряд профессий, о представителях которых можно с уверенностью сказать: от их решений и действий зависят жизни людей; правильность этих решений и действий зависит от умения сохранять концентрацию внимания и от скорости реакции; концентрация внимания и реакция зависят от состояния психики и нервной системы. Не буду углубляться, моя логика тебе уже и так понятна.

Я расширил для себя круг профессий и принялся собирать сведения о близком окружении погибших и тяжело пострадавших.

Затем я стал узнавать о судьбе виновников ДТП: каков был приговор, где находится осужденный – на зоне или на воле. Если вообще еще жив. Меня интересовали те, кто остался на свободе, находится в Москве или поблизости, дальних поездок и долгих отлучек я не планировал. Список сократился, стал совсем крохотным.

С этим можно было работать. Даже если лечение не поможет, я все равно успею. Но на всякий случай, если вдруг болезнь поведет себя непредсказуемо и потечет быстрее, чем прогнозировали врачи, я определил приоритеты. А вдруг я не всех успею наказать? Значит, начинать нужно было с тех, кто виноват особенно. И я выбрал в качестве первых и обязательных те случаи, которые выглядели полной копией ситуации с Долгих: виновен пьяный или обколотый-обкуренный водитель, жертва – ребенок, кто-то из родителей – представитель одной из обозначенных мной профессий. И сразу понял ущербность своей позиции. Пьяные водители, по вине которых погибают дети, все-таки довольно редко остаются на свободе. Случай с Пруженко – скорее исключение, чем правило. Конечно, эти осужденные выходят потом на свободу условно-досрочно, и порой довольно скоро, поэтому пришлось потратить еще какое-то время на уточнение списка, внеся в него не только тех, кто вообще не попал на зону, но и тех, кто уже вышел. По итогу в «смертном списке» осталось 8 человек. Пруженко – девятый, но он не считался. Он был уже прошлым. Как говорится, гештальт закрыт.

Из списка я по мере выполнения задуманного вычеркнул две фамилии, а потом наступило 10 ноября, День милиции, если по-старому называть. Это был очередной перерыв между курсами химии, я чувствовал себя неплохо, тем более незадолго до того как раз совершил вторую казнь (если считать Пруженко, то третью) и внутренне праздновал очередную победу. Я отправился к своим бывшим коллегам, чтобы поздравить, повидаться, посидеть, как раньше, с водочкой и закуской, поговорить. Встретили меня тепло, но настороженно. Те, кто сам не болел, как я, обычно не знают, как себя вести с онкологическими больными, о чем говорить, о чем спрашивать. Нужно ли придумывать слова ободрения или, наоборот, делать вид, что ничего не знаешь, и вообще не затрагивать страшную тему неминуемой скорой смерти. Когда все случилось с Ванечкой, на работе было то же самое. Меня избегали, потому что не понимали, как со мной обращаться.

Во время посиделок парень из моего бывшего отдела стал рассказывать о курсах повышения квалификации, на которых совсем недавно оттрубил целый месяц. С его слов, полезными и интересными были только занятия по преступлениям в сфере экономики, совершаемым с применением цифровых технологий. Технологии развиваются быстро, и так же быстро придумываются новые способы обобрать как государство, так и отдельных граждан. На эти занятия он ходил старательно, все остальные пропускал, посетив только одно, самое первое, по каждой дисциплине и сделав вывод, что «оно ему сто лет не сдалось». Я слушал не особо внимательно, но тут меня привлекло слово «жертва».

– Ну это вообще был полный прикол, – рассказывал, забавно гримасничая, мой коллега. – Приходит в аудиторию такая бабка, на ладан уже дышит, и начинает вещать про виктимологию, дескать, вся наука строится на изучении вопроса «кто и почему становится жертвой преступления», а нужно смотреть на проблему шире, нужно исследовать, что потом с этой жертвой происходит и как меняется ее жизнь после преступления. И не только ее, но и всех ее близких. Ну, короче, муть собачья, в нашей работе вообще никаким боком не нужная. На ее лекции я тоже решил не ходить…

Через десять минут я уже знал имя: Стеклова Светлана Валентиновна. Народ продолжал гудеть и выпивать, а я достал телефон и полез в интернет. Стеклова С. В., доктор юридических наук, профессор, завкафедрой уголовного права и криминологии, заслуженный юрист, заслуженный деятель науки, куча других регалий… И перечень основных научных трудов. Я понял, к кому мне нужно обратиться…»

Уходя из дома, Настя решила проведать собаку. Ей отчего-то казалось, что Бруно будет скучать и грустить, однако веселый басовитый лай послышался из-за двери, едва ключ вошел в замок. Пес был в полном порядке, и ни малейших признаков болезненной тоски Настя не углядела. Налила в питьевую миску свежей воды, заглянула в холодильник, проверила количество вареного мяса, убедилась, что утром запомнила все правильно: и мяса, и гречки хватит еще на два кормления, стало быть, вечерним и утренним питанием Бруно обеспечен, а новую порцию нужно будет сварить завтра.

«Веду себя как дура последняя, – с досадой думала она, спускаясь вниз в лифте. – Ведь хозяева говорили, что Бруно отлично остается один целыми днями, если находится дома в привычной обстановке. И Лешка предупреждал меня: не нужно очеловечивать животных, это неправильно и даже опасно».

Убив время на поиски информации для Сережки Зарубина, Настя не успела как следует подготовиться к лекции, но времени, которое предстояло провести в дороге, должно было хватить на то, чтобы привести мысли в относительный порядок. Имеет ли смысл так уж сильно надрываться с подготовкой, если это все равно никому не нужно? Сотрудники региональных управлений Следственного комитета со всей страны съехались в столицу на трехмесячные курсы повышения квалификации, но только абсолютно наивный человек будет думать, что эти люди, которым в соответствии с должностными обязанностями надлежит анализировать статистику и писать аналитические справки, прибыли с целью получить знания. На фиг им эти знания! Три месяца свободы – вот главное. Они и на занятия-то не особо ходят: по списку в аудитории должно присутствовать 84 человека (изначально слушателей планировалось 85, но один неудачник ухитрился по пути в Москву попасть в аварию и затем в больницу), а в реальности, как Настя подсчитала, – не больше 50. Конечно, несправедливо огульно хаять всех подряд: есть и такие, которым действительно интересно, они исправно посещают все занятия, и вникают, и вопросы задают. Но таких всего трое или четверо.