– А это-то при чем тут? – вполне искренне удивился Паюшин. – Вы что, одобряете пьянство? По вашему виду не скажешь, что вы злоупотребляете.

– Я вообще не пью и пьяных не люблю, но речь в данном случае не об этом. В России всегда пили много, и оперсостав исключением не был. Так вот, под предлогом борьбы с распитием на рабочих местах из органов внутренних дел быстренько выперли костяк наиболее опытных профессионалов, которые и преступления раскрывать умели и любили, и молодых обучали. Разрушилось кадровое ядро. Молодые приходили, но перенимать опыт стало не у кого. А случилось это, когда вас еще на свете не было. Теперь переходим к третьему шагу этой блистательной операции. Вы слышали гуляющую в народе байку об академике Семашко, который в бытность свою народным комиссаром здравоохранения сказал, что зарплату врачам можно установить совсем маленькую, потому что доктора сами себя прокормят? Не знаю, правда это или действительно байка, но с полицией, которая в ту пору была еще милицией, именно так и поступили в начале девяностых или даже чуть раньше, когда во второй половине восьмидесятых начали выползать из подполья огромные теневые капиталы, на которых и строился в те годы весь частный бизнес. Милиция нищала на глазах, оклад содержания не соответствовал ни быстро растущим ценам, ни уровню нагрузки и личного риска. А и фиг с ними, с ментами этими, они сами себя прокормят! Возможности же есть, они своего не упустят. Они и не упустили, тем более зарплату платили через пень-колоду. Впрочем, вы этого наверняка не помните, вы тогда еще были слишком маленьким, в школе учились, верно? Потом, в те же девяностые, в милицию влили армейских офицеров, которые принесли с собой трепетное отношение к слову «приказ». Зачем голова? Зачем совесть? Зачем правосознание? Кому это все надо, если есть приказ? Выполнить, ни о чем не думая, и скорее бежать зарабатывать на жизнь, крышевать, договариваться, разруливать, решать вопросы, выполнять левые заказы. Затем нужно было осуществить еще один маневр: не оставить милиции ни малейшей возможности реально осуществлять защиту граждан. А то мало ли как сложится, вдруг численность тех, кто пришел служить, так сказать, по зову сердца, превысит критическую массу. Вдруг они начнут создавать атмосферу и насаждать среди остальных коллег свой ненужный и даже вредный идеализм? Нельзя такого допускать! Нужно перекрыть им кислород полностью, чтобы даже не думали высовываться. Нас загрузили таким количеством бумажной работы, придумали столько отчетов, докладных записок, письменных запросов и письменных же ответов, справок и прочей писанины, что на работу по раскрытию преступлений просто не осталось времени и сил. А о предупреждении преступлений речь и вовсе не идет, про него давно забыли. Сосед регулярно бьет жену? Ничего, вот когда убьет совсем, тогда и приходите. В подъезде наркоманы тусуются? А вам-то что? Квартиру обворуют? Ну, обворуют – приходите, мы посмотрим, подумаем и, может быть, подключимся. Для чего это нужно? А чтобы граждане чувствовали себя полностью беззащитными и бесправными, чтобы понимали, что высовываться нельзя, отстаивать свои интересы нельзя, иметь гражданскую позицию тоже нельзя, ибо никто не защитит, даже если ты сто раз прав и ни разу не виноват. Ни в чем не заинтересованная, но при этом хорошо управляемая полиция, которой наплевать на людей, нужна власти, чтобы насадить и вырастить в населении страх. Выученную беспомощность. Чтобы никто и не пытался что-то там отстаивать и защищать. Чтобы никто не выступал и пикнуть не смел. Затравленными и запуганными рабами, оставленными без поддержки со стороны закона, так легко управлять, правда? Намного легче, чем свободными людьми, которые четко знают свои права и готовы за них бороться. В те годы, когда пришли на службу и вы, и почти все из тех, кто сегодня работает, все уже сложилось. Быстро и четко выполни приказ, и можешь заниматься своими финансовыми вопросами. Разве можно винить вас или, к примеру, того молоденького следователя, который так рвался сделать из меня убийцу? Он всего лишь выполнял приказ своего начальника, а когда носишь погоны, то вынужден ставить слово «приказ» выше всех остальных слов. И вся эта почти тридцатилетняя эпопея принесла, наконец-то, желаемый результат: полиция и прочие силовики легко и с удовольствием выполняют политически окрашенные приказы, которые зачастую являются на самом деле заказами и не имеют никакого отношения к понятию «правопорядок», потому что четко понимают свои перспективы. Они знают, что ни в коем случае нельзя допустить никаких изменений режима, потому что новые начальники их сожрут за то, что они творят сегодня. И хорошо, если только сожрут, а то ведь и посадить могут, они ведь за годы службы много чего успели наворотить. И избивали людей вплоть до инвалидности, и у виновных деньги брали за отмаз, и невиновных сажали, и граждан, которые пришли заявить о преступлении, отфутболивали и месяцами мурыжили, только чтобы заявление не принимать и не регистрировать. Грехов у них полно, и больших, и малых. Власть сменится – и что им делать? Уходить со службы? Так они же ничего не умеют, разве что отписки сочинять, ведь раскрывать преступления они так и не научились, им возможности такой не дали, бумажками завалили. Профессии в руках нет, образование получено кое-как и давно забыто, и куда им теперь? Заранее примкнуть к оппозиции тоже опасно, ненадежное это дело, а вдруг да не выиграют. Так что никаких обид и претензий у меня нет, поверьте, господин Паюшин. Я к полиции отношусь с большим сочувствием. Не они это все придумали. Не они начали – не им и заканчивать.

Паюшин смотрел на нее в немом изумлении.

– Вы это серьезно, Анастасия Павловна? Вот уж никак не ожидал услышать от вас такую жуткую конспирологическую теорию. Вы же разумный человек, здравый, а плетете какую-то историю заговора. Вы что, действительно полагаете, что какие-то таинственные силы целых сорок лет осуществляли такую долговременную комбинацию? Вам самой не смешно?

Настя улыбнулась и сунула в рот последнюю ложечку суфле. Вкусно. Настолько вкусно, что даже этот майор не смог испортить удовольствие.

– Да бог с вами, какие там комбинации! Насчет длинной многоходовки – это я вас обманула. Пошутила. Комбинации были, конечно, но более, так сказать, кратковременные, и последовательно осуществлялись разными интересантами, друг с другом не связанными. Однако вся эта история – прекрасная иллюстрация того, какими могут быть отдаленные последствия взаимной неприязни всего лишь двух отдельно взятых персонажей. Согласитесь, красиво?

Она посмотрела на часы. Без четверти два. Совсем скоро Лешка появится. Ладно, не будет она терзать этого дорого одетого Паюшина, он ведь тоже приказ выполняет, государеву службу несет. Он не виноват.

– Теперь о деле. Вас интересует, кто и в связи с чем разговаривал со мной о Стекловой, я правильно поняла?

Паюшин одобрительно закивал, Настина сговорчивость ему явно понравилась.

– Да, правильно.

– Со мной разговаривал вчера вечером по телефону капитан Дзюба, а сегодня утром – полковник Зарубин.

Скрывать смысла нет, не зря же этот крендель приперся к ней на занятия. Значит, либо наружка доложила об утренней встрече, либо они контролируют звонки оперов, занимающихся делом Учителя. Если она попытается соврать так грубо, то ребятам точно не поздоровится. А вот если не грубо, то…