– Я же говорил, проветрите хоть немного, вон подчиненные входят, а командарма разглядеть не могут, – прозвучал громкий, звонкий голос человека, привыкшего командовать. Через секунду глаза чуть-чуть привыкли, и в клубах папиросного дыма я разглядел того, кто к нам обращался. Вытянувшись в струну, боялся дышать.

– Здравия желаем, товарищ командарм, – рявкнул наконец ротный, очнулся, видимо.

– И вы давайте поправляйтесь, – усмехнулся Василий Иванович Чуйков. Да, это был легендарный командующий шестьдесят второй армией, генерал-лейтенант Чуйков, отстоявший в той истории Сталинград и взявший Берлин. Это только самые громкие победы этого полководца. Ну надо же, вот только за этим стоило попадать в прошлое, чтобы встретиться с таким количеством известных людей. На фото он как-то официально выглядел, а тут вполне себе живой, веселый, мужик средних лет, полный сил и энергии. Обалдеть, я стою перед Чуйковым, я! Вы понимаете смысл этого события? Это уже изменение истории хрен его знает насколько. Придя в себя, услышал, что командующий о чем-то говорит с капитаном, тот робко отвечает. Я попытался рассмотреть тех, кто еще присутствовал в штабе. И когда посмотрел левее Василия Ивановича, то, наверное, в лице поменялся. «Кукурузник», твою дивизию, а тебя-то сюда как занесло? Чуть было не воскликнул я. Хрущёв сидел важный, отсвечивал лысиной в свете лампы.

– Так это и есть наш отважный душегуб? – донеслось до меня. Чего это меня так окрестили?

– Товарищ командующий, сержант Иванов…

– Ну, спасибо, парень, за службу верную Родине нашей, – проговорил Чуйков, а я, покраснев, дар речи потерял. – Ну, не тушуйся, на фрицев с голыми руками идешь, а перед отцами командирами спасовал?

– Виноват, товарищ командующий армией, рад стараться! – почему-то вылетело у меня.

– О как, рад стараться он, – фыркнул вдруг из-за стола «кукурузник», чем еще больше убедил меня в моем желании его грохнуть.

– Да ладно тебе, Никита Сергеич, парень, наверное, впервые видит старших командиров, вот и растерялся немного, так? – подмигнул мне Чуйков.

– Так, – выдохнул я и опустил глаза.

– Вы же знаете, мне уезжать пора, меня Еременко ждет, – засуетился Хрущ, но не побежал, решил все-таки задержаться.

– Так поезжайте, Никита Сергеевич, мы закончим и без вас. Ну-ка, начштаба, давай сюда награды, – пробасил Василий Иванович, обращаясь к мужичку лет пятидесяти, также сидящему за столом.

Начштаба шестьдесят второй армии встал, подхватил что-то со стола и подошел к Чуйкову. Я разглядел в руках у командарма две коробочки.

– Капитан Смолин, за храбрость, умелое командование… – Я хлопал глазами и понимал, что вот от такого награждения я почему-то отказываться не хочу. В отличие от ситуации с самолетом, сейчас я действительно чувствовал, что заслужил награду, и был очень удивлен, что командарм в такой ситуации нашел время наградить каких-то бойцов, пусть и являющихся капитаном и сержантом. Василий Иванович закрепил на гимнастерке успевшего расстегнуть ватник капитана орден Красной Звезды, пожал руку и, взяв вторую коробочку, повернулся ко мне. Честно говоря, я обалдел, никогда бы не подумал, что сержанту командующий армией будет сам награду вешать, всегда считал, что рядовым и младшему комсоставу просто в руки вручают и хватит с него. Но Чуйков меня «сразил» наповал, когда, чуть наклонившись вперед, шепнул:

– Ватник-то расстегни, сержант! – Я мгновенно расстегнул свою телогрейку, едва не оторвав пуговицы, и подставил… блин, у меня же гимнастерка в тряпку превратилась, а новую не дали, поэтому взору командующего предстала моя грудь в белой нательной рубахе. Командующий усмехнулся.

– Это что за форма одежды такая? Новая? – рассмеялись все присутствующие.

– Виноват, товарищ командующий, одежда пришла в негодность, а новую не выдавали еще.

– Товарищ командующий, на днях бойцы получат зимние вещи, выдадим и то, чего не хватает, – быстро проговорил вскочивший начштаба тринадцатой дивизии, этого я раньше видел, поэтому не удивился, увидев его тут.

– Ясно, а что же, сержант, как же ты умудрился в негодность форму привести, – задержал на полпути руки с наградой Чуйков. Я замешкался, не зная, что отвечать.

– Разрешите, товарищ командарм? – спросил ротный.

– Говори, – кивнул Василий Иванович.

– В рукопашной сильно пострадала верхняя одежда, ватники заштопали, а гимнастерки у бойцов все были заляпаны кровью и рваные сверху донизу, у меня просто была запасная, вот я и надел, а так формы действительно новой не дают.

– Ладно, исправим положение, тем более вон начштаба чего сказал, на днях и зимнюю привезут, свитера, рукавицы и шапки, затем и все остальное. Ну, Счастливчик, продолжай в том же духе, сынок! – Я обалдел. Нет, просто пипец как обалдел. Это уже не звездец, это два звездеца. С каким-то сержантом, за руку, награды вешает, сынком назвал… Ой, «звезду бы» не словить. А ведь он меня и старше-то всего ничего.

– Служу трудовому народу! – рявкнул я и покосился на новенькую медаль, что одиноко, но от этого так гордо светилась у меня на груди.

– Ты ведь со снайперской винтовкой воюешь, сержант? – спросил Василий Иванович. Получив утвердительный ответ, добавил вдруг: – Что чувствуешь, когда стреляешь во врага и видишь его так близко? – Не знаю, что уж ожидал услышать командарм, но после моего ответа аж передернулся весь.

– Отдачу, – спокойно произнес я.

– Родимцев, а прав был твой начштаба, душегуб! – Блин, вот же поганый язык у меня. И чего это меня начштаба дивизии «душегубом» прозвал? Это немцы, что ли, у нас душевные? Пора товарищу штабному автомат дать да в город выпустить.

Через пару минут нас отпустили, я вздохнул с облегчением. Хорошо, что не стали пытать на предмет рассказов о «подвигах». Выйдя из штаба, я взглянул на медаль, машинально взвесив ее на руке. «За отвагу», черт, как же звучит-то хорошо! Я в прошлом, воюю против фашистов вместе с дедами, можно сказать, получаю награду из рук самого Чуйкова! Черт возьми, я, наверное, сейчас от переживаний просто проснусь, и окажется все происходящее прекрасным долгим сном.

– Ну, чего застыл-то? – капитан внезапно подтолкнул меня сзади, и я встрепенулся, нет, не сон это!

– Саш, чего это было-то? – тихо спросил я.

– Вот это тебя «пришибло»! Что, не помнишь что ли? Тебе командарм лично медаль на грудь повесил, так-то!

Я напрочь позабыл про все свои болячки. Хотелось прямо сейчас бежать к немцам, в неглиже и без оружия. Такая вот реакция была на только что увиденное и услышанное. Поверить не могу до сих пор. Умели предки воодушевить бойца на подвиги.

В землянке нас встречали товарищи, принявшиеся нас поздравлять. По этому поводу капитан вдруг вытащил из своих вещей красивую бутылку из темного стекла.

– Вот, берег на всякий случай, похоже, он наступил. Федя? – ротный поднял бутылку, а бывший сиделец, ныне один из немногих, кто показал себя в последних боях отчаянным бойцом, подставил быстренько кружки в рядок. У ротного была заныкана бутылка отличного французского коньяка, и, мы разлив на всех в блиндаже благородный напиток, молча выпили.