Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Николай вздохнул и защелкнул пряжку. Ксюша, Ксюша! Вот им и расплата за Ольгу. Суровая расплата, пожалуй, они ее не заслужили.
Он вспомнил тот вечер, когда Ксения пришла к нему в тренажерный зал. Почему он раньше не замечал, какая она? Какие у нее глаза, какая кожа — светящаяся, атласная. Какие нежные, розовые пальцы, влажные, горячие губы? Идиот, она любила его с первой минуты их знакомства, а он смотрел только на Ольгу. Ему казалось, они из одного теста, как говорится, одной крови. Ольга, чем-то неуловимо похожая на Наташу, только выше ростом, такая же тихая, неловкая, милая…
Наташа. Наверное, он любил ее тогда, в свои шестнадцать. И она его любила. Не зря отец услал ее с глаз долой. Первая любовь запоминается надолго, иногда на всю жизнь. Невольно потом в каждой женщине ищешь черты той, первой, от которой так сладко замирало сердце, кружилась голова…
А Ксюшка была похожа на Катю. Он боялся ее. Чего боялся? Они совсем разные — хищница-Катерина и Ксюша, нежная, преданная ему Ксюша. «Дюймовочка, девочка, птичка райская. Останься цела, я прошу тебя, так прошу…»
Самолет тихо гудел. В иллюминаторе было темно и пусто. Сосед рядом оглушительно храпел, склонив голову Николаю на плечо.
Ксюша пришла в себя лишь на третий день. Ошалевшая, напичканная болеутоляющими лекарствами, с забинтованной грудью, она лежала в постели и таращила красные, воспаленные глаза. Ей мучительно хотелось пить.
— Нельзя, — строго проговорил врач.
— Нельзя, так нельзя, — со вздохом согласилась мать.
— Пусть молодой человек сбегает, купит клюквы. Ей это полезно. И жажда уйдет. — Врач вопросительно взглянул на Николая.
Тот кивнул и поспешно пошел к порогу.
Через полчаса он вернулся с пакетом клюквы. Мать тщательно перемыла ее в раковине, выложила на блюдечко и давала Ксюше по несколько ягодок. От кислого жажда, действительно, уменьшалась, но ненадолго, а потом снова хотелось пить, хотя бы глоточек, хоть полглоточка спасительной, прохладной влаги. Ксюша жалобно стонала, Николай сидел рядом и гладил ее по руке.
— Все пройдет. Вот увидишь, любимая, все будет хорошо. А сейчас постарайся уснуть.
Она послушно смыкала веки, но как только наваливался сон, тотчас с ним вместе появлялась Сонька. Злорадно улыбаясь, она, точно попугай, твердила про свечи и полнолуние. Ксюша пыталась убежать от нее, но та цепко держала ее за плечи и волокла куда-то за собой. Ксюша кричала и просыпалась.
Над ней стояла медсестра со шприцем. Ксюша хотела объяснить, что ей уже не так больно, что кричит она не от физических страданий, а от страха. Но пересохшие губы не слушались, изо рта вылетало лишь тихое шипение или очередной стон…
Потом, неожиданно ей стало легче. Острая боль в сломанных ребрах притупилась, кошмары исчезли. Она смогла, наконец, заговорить. Первыми словами ее были:
— Где Коля?
— Я здесь. — Николай склонился над самым ее лицом. — Тебе лучше?
— Да. — Ксюша выдавила из себя улыбку.
— Вот видишь, я же говорил, — обрадовался он. — Глупенькая моя, как же ты так?
— Не знаю, — виновато прошептала Ксюша. — Хотела… к твоему приезду… хорошо выглядеть.
— Ты и так замечательно выглядишь. Всегда.
— Теперь уже нет. — На ее глаза навернулись слезы.
Николай осторожно вытер их и улыбнулся.
— И теперь тоже. Знаешь, когда я летел в самолете, я понял одну вещь.
— Какую?
— Ты для меня все. Единственная, неповторимая, лучшая на свете. Я люблю тебя.
Она глубоко вздохнула и сморщилась от боли. Он нагнулся и поцеловал ее.
— Постарайся обойтись без эмоций. Тебе сейчас это вредно.
Ксюша кивнула. Помедлила немного, потом проговорила очень тихо.
— Ты видел Ольгу?
— Видел, — произнес он спокойно.
— Она тебе что-нибудь говорила?
— Нет. Кроме того, что волнуется за тебя.
— Как ты думаешь, она меня простила? — Ксюша устремила на Николая взгляд, полный болезненной тоски.
— Думаю, да. Хотя, может быть, не до конца. Во всяком случае, она чувствует себя виноватой за то, что произошло с тобой.
— Почему? — изумилась Ксюша.
— Потому что ты среагировала именно на ее появление.
— Это неправда. Я… я не видела ее. И не слышала.
Он поморщился недовольно.
— Какое это имеет сейчас значение? Она сказала, что еще придет навестить тебя. Знаешь, кстати, кем она работает?
— Нет.
— Инструктором по фитнесу. Прошла испытательный срок, ее взяли.
— Молодец. Она же этого хотела.
— Все. — Николай решительно встал и поправил у Ксюши под головой подушку. — Хватит об этом. Я позову доктора, пусть он осмотрит тебя. Может быть, уже можно потихоньку вставать.
Он ушел. Ксюша лежала и по обыкновению смотрела в потолок. Больше в ее положении, лежа навзничь на больничной койке, смотреть было некуда, поэтому потолок был изучен ею в мельчайших деталях, вплоть до едва заметной трещинки в дальнем углу.
Она вдруг поняла, что совсем не чувствует страха. Его заместило раскаяние перед Ольгой. Оно мучило ничуть не меньше кошмаров. Интересно, смогла бы она ходить в больницу к той, которая лишила ее самого дорого в жизни, отняла счастье? Наверное, не смогла бы.
Вернулся Николай, за ним шел врач. Его обычно сосредоточенное и слегка угрюмое лицо выглядело оживленным.
— Ну-с, как мы тут? — Он присел на постель. — Боли уменьшились?
— Капельку.
— Отлично. Капелька за капелькой, и вот уже целый водопад. — Он принялся ощупывать Ксюшу со всех сторон. — Так, так. Недурственно. И температура, наконец, пришла в норму. Что ж, мадмуазель, с завтрашнего дня придется вам покончить с лежачим образом жизни, и заставить себя вставать. Не скрою, будет неприятно. Даже очень неприятно. Но это лишь в первое время. А потом пойдете на поправку.
Он потрепал ее по щеке и удалился.
— Вот так! — весело произнес Николай. — Завтра буду учить тебя ходить.
— Я не смогу, — испуганно проговорила Ксюша.
— Сможешь. Я сам через это прошел. Только у меня все было гораздо хуже и сложней. А тут, подумаешь, ребра. Через неделю будешь бегать по всему отделению.
Назавтра, однако, Ксюше удалось только сесть в постели. Едва она приняла вертикальное положение, ее резко замутило. Перед глазами замелькали зеленые круги, к горлу подкатило удушье. Мать и Николай стояли по обеим сторонам кровати и глядели на нее с тревогой, готовые немедленно придти на помощь. Ксюша просидела минут пять, а затем со стоном упала обратно на подушку.