Ирка заботливо отклеила от подбородка Зиги обертку от шоколадки.

— Ну-ну, — сказала она.

— Успех может возникнуть только в фокусе любви! Любовь, как лупа, собирает солнце! — горячо про-должал Матвей. — Неважно, что человек изберет для своей любви! Пусть даже завязывание шнурков! Даже такая ерунда прокормит, если постоянно в ней совершенствоваться! Представь: ты прикасаешься к шнурку мизинцем — и он превращается в веревочную розу! Можно выступать с концертами! А?

— Что шнурки! Зато мы достаем из мусоропроводов застрявших домовых и освобождаем кикимор, попавших в стиральную машину, — сказала Ирка и вдруг, посмотрев вперед, вскрикнула.

Перед их автобусом на дороге лежала молодая серая кошечка, сбитая, как видно, только что. Проносившиеся автомобили холодным ветром лохматили ее пушистую шерстку.

— Целая совсем! Должно быть, просто бампером по голове задели — и готово! — профессионально заметил Багров.

— Убери, пожалуйста! Хотя бы с шоссе! Я не могу на это смотреть! — взмолилась Ирка.

— Хорошо! — сказал Матвей, останавливаясь, но не выходя из машины. Ои пошевелил пальцами, что-то буркнул, и Ирка увидела, как мертвая кошка поднялась и на негнухцихся лапах потащилась к краю проезжей части. Это было действительно жутко, причем жутко именно своей простотой. Все по-настоящему страшные вещи на самом деле просты. Покрытый слизью монстр с десятью рядами зубов — это, конечно, неприятно, но это все же не такая леденящая жуть, как эта мертвая кошка.

— И это ты так убрал? Больше не буду тебя ни о чем просить! — заявила Ирка, отворачиваясь.

— Угу, — сказал Багров, трогаясь с места. — Типично женская тактика! Вначале попросить о помощи, затем принять помощь, а в финале сказать «Больше не буду тебя ни о чем просить!».

— Останови машину! — вспыхнула Ирка. — Останови! Сейчас же! Слышишь?

— Зачем?

— Я немного пройдусь! Нет-т, это не смертельная обида! Думаю, я прощу тебя через километр… Но сейчас я не могу тебя видеть!..

И Ирка сделала рукой короткий, почти умоляющий жест. Матвей с сомнением покосился на вьюгу, стучавшуюся в лобовое стекло колючими искрами снега.

— Место открытое. Ветер сильный. Думаю, ты простишь меня метров через пятьсот. Но через пятьсот дорога расходится, и там ты не сядешь… Так останавливать? — спросил он.

— ДА! ДА! ДА! — завопила Ирка. Ей хотелось разорвать Матвея в клочья и получить из нею много маленьких Матвейчиков. Они будут крохотные, глупые и не такие циничные. Ну разве что смогут размазывать кашу по степам, бросаться ботинками и представлять, что это очень-очень круто.

В раздражении отстегивая ремень, Ирка задела лбом противосолнечный козырек. Из-под козырька ей на колени выпала маленькая ювелирная коробочка.

— Что это? — спросила Ирка.

Багров оглянулся. Ирке показалось, что он смутился.

— Ничего. Положи, пожалуйста, обратно!

— Положу, когда ты скажешь, что это!

— Подшипники, — сказал Матвей.

— Какие?

— Круглые.

— Покажи!

— Ты же хотела выходить, чтобы простить меня через километр?

— Я выйду, когда ты скажешь правду!

— Ну вот! — вздохнул Матвей. — Начинаются дополнительные условия! Может, ты хотя бы простишь меня для начала, хотя я не особо понимаю за что?

— Хорошо. Прощаю. Но в самый последний раз! — смилостивилась Ирка.

— Самый последний раз уже был вчера, — напомнил Багров.

— Тогда это будет самый-самый последний раз! Ну! Открывай!

— Сама, — сказал Матвей.

Ирка открыла коробочку. Внутри, нежась в атласном углублении, лежало тонкое, удивительного изящества золотое кольцо. Ирка моргнула. На всякий случай проверила предмет истинным зрением. Вдруг это не кольцо, а действительно какой-нибудь подшипник? Но нет, это было именно кольцо.

— Волшебное какое-то?

Ирка с сомнением поскребла ногтем коробочку. Она так часто имела дело с предметами магическими, что вопрос был вполне уместен.

— Увы, нет. Обычное обручальное кольцо, — вздохнул Багров.

— Зачем оно тебе?

— Да так, — сказал Матвей. — Вдруг захочу с кем-нибудь обручиться, ну там, неважно с кем, а колечко-то уже и есть.

— Ты хочешь сделать мне предложение?

— Я? Тебе?.. С чего ты взяла?

Ирка внимательно смотрела на нега

— Багров! Не смотри на дорогу! Смотри на меня! — потребовала она.

— Интересное кино! «Не смотри на дорогу!›› А если авария?

— Останови машину или я рассержусь и сожгу ей шины!

— Ты же светлая! Эй, перестань! Я пошутил!

Почуяв запах паленой резины, Матвей поспешно затормозил, потому что одними шинами тут явно не ограничилось бы. Вместе с Иркой начинал кипеть уже и радиатор.

— Ты хотел сделать мне предложение?

— Ну да, имелась такая мимолетная мысль, — убито признал Багров — Но вообще-то нужна была соответствующая обстановка! Тихая музыка, море, звезды и дальше по списку. А я делаю его в пробке, пока за моей спиной монстр ломает мой смартфон!

Не слушая, Ирка надела кольцо на палец. Потом посмотрела на Матвея, представляя, что вот с этим человеком, и только с ним, она проведет всю свою жизнь. И потом с ним же букет лежать под одной могильной плитой до момента, пока их не разбудят ангельские трубы. Кто сказал, что любовь ничего не замечает и идеализирует объект? Напротив, настоящая любовь зорка. Она просвечивает, как рентген, замечает все недостатки — но все равно прощает и продолжает любить.

— ДА! — сказала она.

Сзади загудели. Вначале одна машина, потом другая, третья. Вскоре ревело уже все автомобильное стадо. Микроавтобус им. Бабани торчал прямо посреди проезжей части. Багров даже не потрудился включить аварийку.

— На какой из вопросов, заданных тебе в последние две недели, ты ответила «да››? — переспросил Матвей.

— Да на все сразу! Я согласна! Поцелуй меня! — сказала Ирка.

— Это произвол! — возмутился Багров. — Инициатива должна исходить от меня.

— Матвей!! Ты слышал, что я сказала?

Немного погодя в водительское стекло постучали. Рядом с микроавтобусом маячили три взбешенных мужика. Один из них даже прихватил с собой бейсбольную биту, почему-то забыв мячик. Матвей неохотно опустил стекло:

— Вы что, обнаглели? Двести машин заперли!

Багров, вздохнув, развел руками.

— Нам разрешил наш адвокат — объяснил он.

— Какой адвокат?

— А вот этот! — Багров дернул подбородком, указывая на Зигю. Малыш привстал, разом загромоздив весь автобус. На его шкафоподобной груди жизнерадостно плясали пулеметные шрамы