Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— С тобой все в порядке? — спросила Жасмин, оглядывая ее с головы до ног, словно проверяла — нет ли у дочери ушибов или переломов.
— Я в порядке. А почему ты спрашиваешь?
— Я названиваю тебе со вчерашнего дня. Почему ты не перезвонила мне?
— У меня не было возможности, — солгала Алиса. Она могла позвонить сто раз, но не сделала этого, вовлеченная в события — пропажа дракона, проблемы матери, внезапное обретение отца и сестры. — Что случилось? — спросила она, заметив глубокие морщины, прорезавшие лоб матери. — Ты расстроена? Почему?
— Ты напрасно говорила с дедом о драконе.
— Ну, я столкнулась с ним на площади. Я собиралась расспросить бабушку, но не нашла ее. В магазине ее не застала.
— Она приходила ко мне.
— Ан-Мей приходила сюда? — недоверчиво переспросила Алиса. — Что она сказала? Что она хочет?
Вместо ответа Жасмин немного отступила и уставилась на еще не просохшую картину. Она стояла и молчала. Алиса не понимала, в чем дело. Она, конечно, заметила, что мать снова нарисовала дракона, этот получился более четким, все детали были прорисованы ясно, а прежде были размытыми.
— Ты не можешь остановиться и не рисовать его, да? — спросила она.
— Я стараюсь, но что бы я ни рисовала, всегда получается он.
— Что хотела бабушка?
— Она сказала мне, что я видела дракона в музее на Тайване. Будто бы я пыталась прикоснуться к нему, раздался сигнал тревоги и испугал меня. Вот почему я вижу такие страшные сны о нем.
Алиса размышляла над объяснением. Как все оказывается просто.
— Почему она не рассказывала тебе об этом раньше? Дедушка уверял меня, что ты никогда не видела в реальности дракона из своих снов.
Ее мать казалась смущенной.
— Не знаю, Алиса.
— Они скрывают от нас правду.
— Мы не должны говорить плохо о старших. Неправильно, неуважительно с нашей стороны. Мы должны их уважать.
Алиса слышала эти слова тысячу раз, но все труднее было соглашаться с ними, потому что поведение бабушки и дедушки нельзя назвать честным по отношению к ним.
— Мама напомнила мне, что в истории с драконами рассказывается о проклятии, которое падает на всех первых дочерей, — продолжала Жасмин. — Я прикоснулась к дракону в тот день, и поэтому могу навлечь проклятие на тебя, Алиса. Я очень беспокоюсь.
От слов матери она едва устояла на своих высоких каблуках. Алиса никогда не думала о проклятии по отношению к себе. Она верит в проклятия? Разве это не просто глупое суеверие?
— Я не боюсь, — самоуверенно бросила она, стараясь не обращать внимания на беспокойство, охватившее ее.
— Не надо дразнить судьбу, — покачала головой Жасмин.
— Бен рассказал мне о проклятии. Но мы ведь не знаем точно, является ли этот дракон частью набора, о котором говорится в той легенде.
— Ты виделась с Беном? — удивленно спросила мать. — Зачем ты это сделала? Для чего тебе волноваться о драконе?
— Я беспокоюсь о тебе. Дракон пропал, а ты, может быть, последняя видела его перед тем, как мистера Хатуэя ударили по голове в нескольких кварталах отсюда. — Алиса не могла заставить себя называть его отцом. По-прежнему он для нее оставался нереальной фигурой.
— Я не ударяла Дэвида.
— Конечно, нет. Но он богатый человек, у его семьи огромные связи. Если им нужно кого-то обвинить в случившемся, то тебя — проще всего.
— Не беспокойся обо мне, Алиса.
— Боюсь, это невозможно. Я люблю тебя. Ты моя мать.
Слезы навернулись на глаза Жасмин.
— Я ввела тебя в мир стыда.
— Ты ввела меня в мир возможностей. И я благодарю Бога, что ты это сделала. Я могу стать кем хочу.
— Я знаю, тебе нелегко.
— Тебе было гораздо хуже, — сказала Алиса по возможности искренне, хотя все еще не могла простить мать за то, что та столько лет хранила имя отца в тайне. Сколько раз она спрашивала о нем!
— А как насчет Дэвида?
— А что с ним? Он не хотел меня знать. Иначе он спросил бы тебя обо мне. Захотел бы меня увидеть.
— Все гораздо сложнее. — Жасмин беспомощно махнула рукой. — Он просил меня об этом много раз. Я отказывалась. У меня были свои причины. Не хочу впутывать тебя в эту историю еще больше.
— Не понимаю почему, но ты так сама решила.
— Да, возможно, это моя ошибка. — Она помолчала. — Я не знаю никаких подробностей, но Дэвид очнулся.
— Он очнулся? — переспросила Алиса, ее тело напряглось.
— Так сообщили в новостях. Вчера вечером.
— Вот и хорошо. Он может снять с тебя подозрения. — Алиса сделала паузу, не уверенная, что готова задать вопрос, вертевшийся в голове. Но он сам собой выскочил прежде, чем она смогла остановиться: — Как вы познакомились? Как скромная китайская девушка из Китайского квартала встретила такого богатого красивого мужчину, как Дэвид Хатуэй?
— Это долгая история.
Алиса села на диван.
— Расскажи мне.
Жасмин стояла в нерешительности в центре комнаты, было видно, что ей неловко, но, в конце концов, она начала говорить.
— Я познакомилась с ним на вечеринке в его доме. Я работала официанткой, а Хатуэи заказали специальную китайскую еду на праздник в честь дня рождения Дэвида. — Она помолчала. — Он был очень грустный в тот вечер. Его дочь умерла всего за несколько недель до того.
— Его дочь? — потрясенно спросила Алиса. — Я думала, Пейдж единственный ребенок в их семье.
— Нет. Была старшая девочка. Ее звали Элизабет. Дэвид быстро ушел с праздника. Я была на террасе, собирала стаканы. Он заговорил со мной. Думаю, я оказалась единственной в доме в тот вечер, с кем он мог говорить искренне, не притворяться, как с женой, отцом, друзьями. Они вели себя так, будто ничего не произошло, но Дэвид не считал, что когда-нибудь жизнь снова станет прежней. — Она вздохнула, мысленно обращаясь в прошлое. — Не знаю, как все вышло. Через минуту мы разговаривали, а в следующую — целовались. Это была ошибка. Он ведь был женат. Но что-то произошло между нами, возникла какая-то связь. Я чувствовала себя так, словно мы по какой-то непонятной причине всегда принадлежали друг другу.
Рассказ матери звучал очень романтично и трогательно, но последствия той ночи были явственными. Ее собственная жизнь — тому свидетельство.
— Я влюбилась в него с первого взгляда, — продолжала Жасмин. — Я люблю его до сих пор.
— Но он же никогда не любил тебя? — резко спросила Алиса.
— Думаю, нет, — призналась мать, в ее голосе звучали горечь и боль.
— И он никогда не любил меня, — заявила Алиса, и это был не вопрос, а утверждение.