– Я… Нет никого, в ком бы я нуждался больше; нет ничего, чего я хотел бы больше, чем быть обуреваемым тобой.

– Но ты не хочешь меня поцеловать?

Он глубоко вздохнул, пытаясь собраться с мыслями. Все это было неправильно.

– Во Фьерде… – начал Матиас.

– Мы не во Фьерде.

Ему было нужно, чтобы она поняла.

– Во Фьерде, – настаивал он, – я бы попросил твоих родителей о разрешении погулять с тобой.

– Я не видела своих родителей с самого детства.

– Мы бы гуляли в сопровождении кого-нибудь. Я должен был бы пообедать с твоей семьей минимум три раза, прежде чем нам бы позволили хоть ненадолго остаться наедине.

– Но мы наедине сейчас, Матиас.

– Я бы приносил тебе подарки.

Нина склонила голову набок.

– Ладно, продолжай.

– Зимние розы, если бы мог их себе позволить, или серебряный гребень для волос.

– Мне они не нужны.

– Яблочные пироги со сладким кремом.

– Мне казалось, дрюскели не едят сладкое.

– Они все были бы для тебя.

– Я вся внимание.

– Наш первый поцелуй случился бы в залитом солнцем лесу или под звездным небом после деревенских танцев, но никак не в склепе или каком-то сыром подвале со стражниками у двери.

– Позволь мне уточнить, – сказала Нина. – Ты не поцеловал меня потому, что окружающая обстановка кажется тебе недостаточно романтичной?

– Дело не в романтике. Правильный поцелуй, правильное ухаживание. Есть определенные правила, как должны происходить подобные вещи.

– Для правильных воров?

Уголки ее прекрасных губ приподнялись, и на секунду он испугался, что она посмеется над ним, но девушка просто покачала головой и подошла еще ближе. Теперь она была так близко, что при легчайшем вздохе их тела соприкоснулись бы. Необходимость преодолеть это практически несуществующее расстояние сводила его с ума.

– В первый же день, когда ты появился бы в моем доме для этого правильного ухаживания, я бы зажала тебя в углу кладовой, – сказала она. – Но, прошу, расскажи мне побольше о фьерданках.

– Они тихо говорят. Не флиртуют с каждым мужчиной, который попадается им на пути.

– Я флиртую и с женщинами.

– Мне кажется, ты бы флиртовала и с финиковой пальмой, если бы та обратила на тебя внимание.

– Если бы я флиртовала с растением, можешь не сомневаться, оно бы поднялось и обратило на меня внимание. Ты ревнуешь?

– Постоянно.

– Я рада. На что ты смотришь, Матиас? – низкое мурлыканье ее голоса вибрировало через все его тело.

Он смотрел в потолок и тихо шептал себе под нос.

– Ни на что.

– Матиас, ты что, молишься?

– Не исключено.

– Борешься с искушением? – сладко пропела Нина.

– Ты и вправду ведьма.

– Я не совсем правильная, Матиас.

– Я заметил. – С печалью, силой и жадностью заметил.

– И мне жаль тебе это сообщать, но ты тоже.

Его взгляд опустился на нее.

– Я…

– Сколько правил ты нарушил с момента нашей встречи? Сколько законов? И они не будут последними. Ничто в наших отношениях никогда не будет правильным, – сказала она. Затем подняла к нему голову. Они находились так близко, что появлялось ощущение, будто они уже коснулись друг друга. – Ни наше знакомство. Ни жизнь, которую мы ведем. И ни то, как мы поцелуемся.

Нина поднялась на цыпочки, и, вот так просто, ее губы прижался к его губам. Это едва ли можно было назвать поцелуем – просто быстрое и внезапное прикосновение губ.

Прежде чем она успела даже подумать о том, чтобы отодвинуться, Матиас схватил ее. Знал, что, скорее всего, делает все неправильно, но не мог найти в себе сил для тревоги, потому что она находилась в его руках, ее губы приоткрылись, руки сомкнулись вокруг его шеи и, милостивый Джель, ее язык проник в его рот. Неудивительно, что фьерданцы были так осмотрительны с ухаживаниями. Если бы Матиас мог в любой момент целовать Нину, чувствовать ее покусывание его губ хитрыми зубками, ощущать ее тело, прижатое к себе, слышать тихие гортанные стоны, с чего бы ему было утруждать себя чем-то еще? Да и кому-либо другому?

– Матиас, – выдохнула Нина, и они снова поцеловались.

Она была сладкой, как первый дождь, пышной, как новые луга. Его руки блуждали по ее спине, обводя контуры, линию позвоночника, выразительные изгибы бедер.

– Матиас, – произнесла она уже более настойчиво, пытаясь отодвинуться.

Он открыл глаза, испугавшись, что совершил какую-то ужасную ошибку. Нина кусала себя за нижнюю губу – та была розовой и опухшей. Но девушка улыбалась, и ее глаза искрились.

– Я сделал что-то неправильно?

– Вовсе нет, ты чудесный бабинк, но…

Зоя прочистила горло.

– Я рада, что вы нашли способ скоротать время, пока ждали нас.

На ее лице было написано полнейшее отвращение, а вот Женя, стоящая рядом, выглядела так, словно сейчас лопнет от радости.

– Может, поставишь меня? – предложила Нина.

Реальность буквально обрушилась на Матиаса, – понимающие взгляды охраны, Зоя и Женя в дверном проеме и тот факт, что, целуясь с Ниной Зеник после года едва сдерживаемого желания, он оторвал ее от земли.

Его охватило сильное смущение. Как мог фьерданец так поступить? Матиас аккуратно отпустил ее роскошные бедра и позволил девушке скользнуть на землю.

– Бесстыдник, – прошептала Нина, и его щеки залились краской.

Зоя закатила глаза.

– Мы заключаем сделку с парочкой влюбленных подростков.

Матиас почувствовал новый прилив смущения, но Нина просто поправила парик и спросила:

– Так вы примете нашу помощь?

Они быстро обсудили логистику того, как пройдет эта ночь. Поскольку возвращаться в таверну может быть небезопасно, Нина, получив информацию о том, где и когда можно садиться на корабль Ван Эка, пошлет весточку в посольство – скорее всего, через Инеж, поскольку Призрак мог приходить и уходить незамеченным. Беженцы будут находиться в укрытии как можно дольше, а затем Женя и Зоя отведут их к гавани.

– Готовьтесь к битве, – предупредил Матиас. – Шуханцы следят за этим сектором города. Им пока не хватило смелости напасть на посольство или рынок, но это всего лишь вопрос времени.

– Мы будем готовы, фьерданец, – ответила Зоя, и в ее взгляде он увидел сталь прирожденного командира.

По дороге из посольства Нина нашла златоглазую сердцебитку, которая участвовала в нападении в таверне. Она оказалась шуханкой с коротко стриженными черными волосами, на боку девушка носила пару тонких серебряных топориков. Нина сказала, что это был единственный корпориал среди дипломатов и беженцев-гришей.